Мила Суркова - Тени забытого сада

Когда закончили, она легко поднялась и понесла блюдо с остатками еды в кухню. Я смотрю ей вслед, и мне нравится ее величавая походка, прямая спина и гордая голова. Наверное, так выглядят султанши. Встаю, чтобы ей помочь, она махнула рукой: сядь. Вернулась с подносом неизвестных мне сладостей, наливает чай в маленькие пиалы, одну подает мне. Чай белый, с молоком. Незаметно смотрю в пиалу женщины, что сидит рядом со мной – у нее он темнее. Поняла, что мне добавили больше молока. Пригубила. Непонятный вкус (это потом я стала первой чаевницей дома), но старательно пью. Аже на меня взглянула раза два и ни разу не улыбнулась.

Слышу стук каблучков за окном. Входит молодая красивая женщина. Такими я представляла принцесс из восточных сказок. Она обнимает меня. С ней двое детей – семи и пяти лет – красивые, как и она. Мальчик берет меня за руку, девочка сначала смотрит настороженно; я улыбаюсь ей, она мне в ответ.

– Я жена младшего брата твоего папы. Можешь называть меня по-русски Таней. Пойдем на кухню, за стол, на полу тебе непривычно сидеть.

Голос у нее приятный, мягкий. Я пытаюсь встать, но не чувствую ног, они существуют отдельно от меня. Таня мне помогает, смеется:

– Ничего, постепенно привыкнешь.

Она достает из сумки сыр, колбасу, сметану, булочки.

– Эта еда тебе привычнее, – говорит Таня.

Я любуюсь ее сноровкой: она успевает и за женщинами ухаживать (свежий чай им приносит, наливает, подает пиалы), спешит на кухню, разговаривает со мной, кормит бутербродами, нарезает мясо, включает плиту, ставит большой казан на огонь (первый раз вижу такую пузатую кастрюлю), опускает в него мясо, оно шипит, и вкусный запах разливается вокруг.

– Давай я посуду вымою, – предлагаю ей.

– Что ты…Ты – гость. Тем более дочка старшего брата. У дочек особое место. Так принято у казахов. Сын-то остается дома, а дочка вырастет и уйдет в чужую семью. И как там у нее сложится жизнь, никто не знает. Так что отдыхай. Отец вечером приедет. Он мне звонил.

– Как у тебя получается столько всего сразу делать? – удивляюсь я.

– Приходится. Нужно быть быстрой, иначе ничего не успеешь.

– Тяжело, – вздыхаю я, глядя на ее длинные красивые пальцы – ей бы на рояле играть.

– Да, – отвечает Таня. – А что делать? Доля женская такая.

Через некоторое время гостьи ушли. Аже прилегла на высокую подушку и задремала.

– Ты не обижайся, что она неласково тебя встретила. Аже строгая, чувств не показывает. Потом… ты сама понимаешь, жена отца будет недовольна, что она тебя принимала, хотя ты ни в чем не виновата.

Но я чувствую себя виноватой, словно занимаю чужое место. Если бы не Таня с ее добрым сердцем, то я пожалела бы, что приехала. Мои печальные мысли прервал звук остановившейся возле дома машины. Со скрипом распахнулись ворота, она въехала во двор.

– Приехали. Идем встречать, – зовет Таня.

Возле папы мужчина – догадываюсь, что это его младший брат, муж Тани. Бросаюсь к папе. Он обнимает меня, знакомит с братом: «Это Нурлан-ага». У моего ага густые волнистые волосы, словно шапка на голове, и большие добрые глаза, как у оленя. Он ласково прижимает меня к себе, чувствую тепло. Папа идет к аже. Она что-то воркует, похлопывает его по спине. Может быть, она и меня когда-нибудь полюбит?

На ужин Таня готовит бешбармак.

– Это главное блюдо. Его обязательно надо подавать гостям. Иначе неуважение и даже пренебрежение, – она говорит и ловко раскатывает тесто в тонкую большую лепешку – ровную и круглую, как солнце.

– Я никогда так не смогу, – замечаю я. – Это так трудно.

– Научишься. Но вообще-то, женская доля нелегка, – повторяет она. – У казашки особенно.

Я задумалась о том, что мало знаю о культуре казахов, их обычаях. Стыдно.

Незнакомый уклад жизни, незнакомые предметы (матрасы с орнаментом, на которых сидят во время еды, пиалы, расписные блюда), одежда аже – все это внове, но не чужое. Мне кажется, я это знала раньше, в моей другой жизни. В какой-то момент (дядя ласково посмотрел на меня, папа не отпускает мою руку, аже смотрит не так строго) я поняла: это моя семья. Вот каков зов родной крови: в ее спокойном течении, в равномерном биении сердца, в солнечном тепле в душе, в желании всех обнять и расцеловать. Он возник среди родных людей и важен как воздух.

В меня входило новое понимание себя, словно я узнала то, что было скрыто – так под слоем новой краски прячется старое изображение. Я принимала казахское начало в себе, но и мое русское живет. Как это уравновесить?