Андрей Драченин - Кружево дорог

– Яша? – потом разглядев гостью, сказала, – Здравствуй, внученька. Ты к Яшеньке, наверное? Он прибегнет сейчас. Как звать тебя?

– Злыдня, – с некоторой удивительной для себя робостью ответила Злыдня.

– Злыднюшка! – как родной обрадовалась Яшина бабушка. – Проходи моя хорошая, садись. Яша сейчас чай поставит. Он про тебя много рассказывал. И как ты из леса его вывела, как накормила. И как травки помогла найти. Помогла травка-то. Вот, уже на лавке сижу. А то прям лежмя-лежала. Все, думала, помру уж. Спасибо тебе, внученька. И внучика моего спасла и мне помогла. А Яшка-то мой, как уж соловьем заливался, рассказывал про тебя. Честно скажу, пока не прибег, люба ты ему, ох люба.

Злыдня сидела скромненько на лавке подле Яшиной бабушки и слушала негромко журчащие ласковые слова. Как же сильно это отличалось от надуманного ею. И как же это было приятно. Лицо горело от прилившей в приступе стыда крови. Как неловко-то. Она все шуточки шутила да издёвочки. Помогла конечно и впрямь по итогу. Но и поглумилась всласть. А он вон как все бабуле поведал. Ее словно волна теплоты окатила. Нахлынула. Распустила спутанные узелки в душе, разобрала мягкими чуткими пальцами. Да заново ровный узор пряжи положила.

Тут и Яшка в избу вбежал. Раскрасневшийся весь. Видно – спешил, торопился. Были они теперь со Злыдней как два сапога пара.

– А вот и Яшенька. А мы тут уже познакомились. Такая хорошенькая девушка. Ты ставь чаек, Яша, ставь. Надо попотчевать гостью.

Яша принялся хозяйничать. Воды в самовар подлил, щепочек подбросил. Хороший самовар, с трубой. На стол принялся накрывать. Варенье там, чашка с вкусно веющим печевом, накрытым вышитой салфеткой.

«Вот и пироги», – подумалось Злыдне.

Она наблюдала за Яшкой. Сейчас он был совсем не такой, как тогда в лесу – заблудившийся, растерянный и голодный. Первое волнение от ее прихода прошло. Уверенно делом занимается, без суеты лишней. Привычно себя в нем чувствует. На руки его внимание обратила. Юноша еще, а руки взрослые, трудом крепкие. Ловкие. Почему-то взволновало это Злыдню. Аж глаза отвела.

Вода меж тем закипела и заварник принял в себя доли душистого травяного сбора и взъяренной огнем воды. Поплыл травяной аромат, лесом запахло. Причудилось Злыдне, тем ароматом и ее бабушка до них дотянулась. Дотянулась и довольна осталась увиденным.

Сели за стол. Яшка помог бабуле, слабенькой еще после болезни. Злыдне скамейку придвинул удобней. Сам сел. Под салфеткой и впрямь пироги оказались. С брусникой. Вку-у-с-с-ные! И варенье из ежевики. Злыдня сидела, прихлебывала пахнущий таким родным травяной чай и пощипывала пирожок. Четвертый. Три она уже сметелила не заметив как. Не ощущала внутри прежнего задиристого задора. Уютно было. Как дома. Вспоминала, как сама Яшку кормила, немного виновато улыбалась ему. Яшка тоже в ответ молча улыбался. Ну и Яшина бабушка оглядывала обоих с ласковой улыбкой и мудрым пониманием в глазах.

– Ну все детки, покушали. Идите уже, погуляйте может. Я, старая, уж тут отдохну пока. Притомилась, – сказала она наконец.

Яшка с благодарностью взглянул на бабулю. Встал из-за стола и, видно, что-то решив, позвал Злыдню за собой. Они вышли во двор и Яшка пошел к стоящей рядышком дощатой сараюшке. Злыдня с любопытством последовала за ним. Яшка открыл подвешенную на ременных петлях дверь и жестом руки пригласил Злыдню войти. Она вошла и в некотором недоумении остановилась.

На невысоком верстачке стояло нечто похожее на скамейку со спинкой и боковинами, но без ножек. Спинка была уже частично покрыта резьбой с листиками, веточками и цветочками. Почувствовав за плечом присутствие Яшки, Злыдня повернула голову, вопросительно взглянув ему в глаза.

Яшка, вдруг опять растеряв свою хозяйственную собранность, несколько сбивчиво начал:

– Вот. Это качель. Можно на твоем дереве на ветку повесить на веревках. Ну и… Качаться в общем. Для тебя сделал. Ну, почти сделал.

И тут Злыдню окончательно накрыло. Три дня. Не забыл. Бабушку лечил. А тут еще и это. Нашел ведь время среди кучи других дел. А она там чего только не надумала. И обиделась, и казней для него насочиняла. О-ей! Она чуяла, как внутри нее что-то словно рвется, распадается, разметывается. И собирается в новое, светлое и теплое, лучащееся радостью и чем-то сладким, заставляющим замирать дыхание. Она будто на мгновение пропала во вспышке этих чувств и вновь возникла уже другой. Новые греющие понимания. Такой огромный мир! И в нем есть, кто думает о тебе, помнит. Любит?