Вика Козерог - Ты это сможешь! Рай и ад (часть первая)

Рука мастера смело наносила последние штрихи на портрете.

Девушка пожала плечами:

– Но вам не обязательно видеть меня снова.

– Но я уже потерял однажды женщину, похожую на вас, и больше не хочу, чтобы это произошло снова.

– Это кто, ваша жена?

– Нет – это моя мама.

– Я сожалею о случившемся.

– Пожалуйста, не покидайте меня, не разбивайте мое больное сердце, – и художник посмотрел на нее так, что у Сашеньки сжалось от боли сердце.

Так молодая жена стала мачехой пятилетнему Арсению и родила в браке еще одного мальчика. Родители воспитали в Арсении доброту и отзывчивость, смелость и отвагу, честность и порядочность.

В отличие от отца сын не стал художником или писателем, он имел технический склад ума и аналитическое мышление, но во всем остальном и внешностью и характером очень походил на него.

Столы ломились от разнообразия яств, ведь Елена работала в гастрономическом магазине, и дефицит продуктов в стране не отразился на празднике. Гости были довольны. Елена с Александрой только успевали подносить к столу новые блюда, а разгорячившийся, подвыпивший баянист, напоминал о том, что пора выпить, нажимая поочередно на две кнопки баяна: ля и соль. И, правда, получалось, будто инструмент просил выпить: «Вы – пить. Вы – пить!».

С русских народных плясовых перешли на русские, народные песни.

– Ой, мороз, мороз!

Не морозь меня,

Не морозь меня,

Моего коня! —

подхватил хор подвыпивших гостей….

А тем временем в глубине сада тоненькая, гибкая, как тростинка Ниночка, утонула в объятиях Арсения и тихо плакала.

– Не надо! – утирал ей слезы жених.

Они долго стояли, затем Ниночка пошла в дом и занесла проигрыватель в залу к гостям и, утирая слезы, поставила пластинку для прослушивания.

– Где-то на белом свете,

Там где всегда мороз… —

Разнеслось по дому, и молодежь стала танцевать под любимые песни.

Тем временем две женщины разговаривали на кухне:

– Ой, не знаю, что делать! Мой сын меньшой, Петя, то болен! Очень болен! – утирая глаза, мокрые от слез, жаловалась Елене Александра. – Моя кровинушка, мой ненаглядный! За что мне это?

– Не плачь, Сашенька! Может Бог милует, и все обойдется, – успокаивала ее Елена.

– Да нет у врачей такого средства, чтобы вылечить рак крови! А он у меня такой красивый, такой талантливый!

– Да не ставь ты на нем крест. Да, это страшная болезнь, но есть люди, которые с таким заболеванием живут долго.

– Да спаси и помилуй Бог!

– А Арсений идет в какие войска? – стала спрашивать Елена, но не успела договорить, как из комнаты раздался крик, и на кухню, где только что разговаривали женщины, заскочила раскрасневшаяся и рассерженная Ниночка.

– Уберите от меня своего баяниста, эту скотину. Он только что под мою юбку свои сальные пальцы запустил!

– Да что ты такое придумала? Ты сама его спровоцировала! Я видела, как ты ему глазки строила и задом перед ним виляла! – отразила атаку дочери, мать.

– Чего? Ноги моей здесь больше не будет!

На улице тоже раздались крики. Столпился народ, а по земле каталось, нечто отдаленно напоминающее двух людей, которые так вцепились друг в друга и сплелись руками и ногами, что их кое-как растащили.

У похотливого баяниста было разбито лицо.

– Тварь, я тебе еще покажу, – зло шипел несостоявшийся Казанова. – Я тебе сейчас глаза – то открою. Твоя Нина и есть известная на всем побережье Кокетка.

Арсений подскочил к обидчику, и еще раз дал кулаком в лицо:

– Заткнись, мерзавец! Не смей порочить мою девушку! – и ушел.

Скандал был исчерпан, и люди стали расходится.

Ниночка подбежала к своему суженному и увела его на берег моря.

– Когда он успел, я же все время был рядом? – злился Арсений.

– Коть! Этот старикашка уже давно за мной волочится. Ты слишком долго ходил за сигаретами.

– Я же на две минуты отлучился.

– Где две минуты, там и десять. Я не буду с ними жить! Я уеду куда-нибудь. Да не волнуйся, меня никто искать не будет, – и Кокетка зло сжала кулак.

– Нет, так дело не пойдет. Ты обещаешь, что с тобой будет все в порядке?