Анатолий Самсонов - Знак креста

Электрическое освещение во время воздушных налетов отключали, и потому в подвале было темно. Свет единственной горевшей в дальнем углу керосиновой лампы позволял лишь различать контуры людей. Все лавки были заняты. Пришлось присесть на корточки, привалившись спиной к стене. Рядом в темноте шептались. Капитан непроизвольно прислушался. Кто-то с украинским говорком шептал: – Ти шо? Не слыхав? Учера Пушкареуа подстрелили, а ночью у хоспитале добили. Хто, хто! Диду Пихто! Аха! Из нахана!

Прозвучал сигнал отбоя. Дали свет. Налет закончился.

Капитан быстро покинул подвал, по привычке бегом поднялся на второй этаж и направился к кабинету коменданта, зная, что тот редко покидает его даже во время налетов.

Комендант Родригес был родом из Подмосковья и в миру носил не совсем обычное имя – Фока Фомич Хренов. Он был среднего роста, статен и крепок. Ленинская лысина и отработанный прямой и честный взгляд делали его внешность убедительной и создавали впечатление надежности. Наблюдая людей такого типа всегда хочется думать, что их внутреннее содержание соответствует внешней оболочке. Увы, это далеко не всегда так. В нашем случае за представительной внешностью скрывались недалекий, но изворотливый ум, злопамятная недоброжелательность, въедливая мелочность, бонапартизм и, что и вовсе скверно, тяга к стяжательству и хапужеству.

Еще в давние времена кто-то из сослуживцев Хренова, склонный к рифмотворчеству, метко заметил: «Главою скорбен и на руку нечист, душой продажен и сердцем аферист».

Здесь – в Испании – в кругу людей так или иначе зависимых от Хренова, эти качества снискали ему второе почти испанское имя – дон Фока Хрен Паскудос.

Подмосковный Родригес был ярким представителем немногочисленной, но живучей в армейской среде породы служивых, которые и существуют вроде как только для того, чтобы портить кровь подчиненным. И когда такой «Родригес» прибывает к новому месту службы, то очень скоро и в головах его подчиненных, и в головах прямых и непосредственных начальников начинает вызревать один и тот же вопрос. Каким же образом этот говнюк-говнюком сподобился получить на прежних местах службы такие характеристики и аттестации, что хоть памятник ему ставь при жизни и портрет в рамку? А еще через какое-то время прямой начальник такого «Родригеса» начинает понимать почему на старом месте службы этого кадра за глаза величали Фуфелом Хреновым с ударением на второй слог. Приходило также понимание, что надо избавляться от этого кадра, пока он хитро мимикрируя не развалил, не омерзил, не обгадил и не опаскудил всё и вся. И тогда кряхтя, внутренне чертыхаясь и проклиная самого себя, понимая, что формально придраться не к чему, приходиться составлять на этого сукина сына и замаскированного морального урода очередную блестящую характеристику и аттестацию вместе с представлением о повышении по службе. И когда операция «отфутболивания с повышением» завершается успешно, все вздыхают. На старом месте службы – с облегчением, а на новом, наведя справки о назначенце, – со страхом и обреченностью.

Некоторые «родригесы» добираются таким образом до очень высоких должностей, являя собой сущее наказание для подчиненных, которых с каждым таким «футбольным пасом», понятное дело, становится всё больше и больше.

Дверь в кабинет коменданта была приоткрыта. Слышались приглушенные голоса.

Офицер постучал в дверь, вошел в кабинет и доложил: – Товарищ комендант, капитан Буров прибыл в ваше распоряжение.

– А, проходи, проходи, садись.

От окна кабинета отошел светловолосый с рыжим оттенком человек с резко очерченными скулами, внимательными серыми глазами и аккуратной щеточкой усов под носом, и тоже направился к приставному столу. Под полами плаща сверкали начищенные до блеска сапоги. Это был Иван Силин – заместитель Александра Орлова – резидента НКВД в Испании. Он и Родригес присутствовали в порту при погрузке пресловутого никелевого концентрата.

Сели.

– Вот что, Буров, ты с транспортом? – спросил комендант.

– Так точно.

– Хорошо. Вот этот пакет надо немедленно доставить Орлову. Он сейчас на Пятом объекте. Это не все. Из нашего изолятора заберешь арестанта, вот распоряжение, и по акту тоже передашь Орлову. Начальник изолятора в курсе. Конвой, правда, дать не могу. Людей нет. Все ясно? Вот так. Действуй.

– «Вот дон Паскудос, – мельком подумал Буров, – второго дня превратил меня в грузчика, а сегодня слепил фельдъегеря и вертухая впридачу. Что за дела такие? А завтра сделает официантом? Впрочем, для военного разведчика должность официанта иногда бывает очень даже неплоха»