Это же Наташа! Улики в карих глазах, жёлтых волосах, она испытывала взглядом. Сравнение обернулось реальным образом. Образ вспомнил с рассказом, с которым она связана сотней осознанных нитей. Она скользнула бесшумно в море, проплыла под водой, и вдруг взрывом брызг вырвалась на воздух, капли с её волос на лице. Сравнение возникло из её сосуществования с рассказом.
Удивительно вспомнилось лишь начало наших отношений. Тогда писал большой рассказ о том, как появляется текст, описывал его рождение. Пытался описывать, подневольный рабский труд не продуктивен.
Когда влюблён, в теле нет рассказа. В сознании побеждает любовь; если гоню от себя мысли о любимой, значит думаю о ней, значит любовь врастает в душу, словно семя, брошенное в землю. Не заглубляй семя, и оно погибнет. Но прими его, оно пустит корни в душу, опутает сознание, врастая всё глубже. Силой заставлял себя обращаться к рассказу, думать о нём, пытался привить к душе рассказ, пытался лелеять, но душу высасывала любовь. Я думал только о ней. Вопреки направленной к цели воле переправлялся по волшебно возникшим мосткам от отношений героев к нашим, услышав телефонный звонок, безумно представлял, зная, что этого не может быть, она не знает, что я в редакции, не знает номер телефона, верил, что звонила она, вёл разговоры о публикации, а ждал когда она войдёт, я кушал, но мы обедали вместе, ударился, – она меня жалела; целовала в щёку, спрашивала, не больно ли ушибся, я отвечал «спасибо», – «зачем ты сказал спасибо?» – «не знаю», мы говорили о глупостях, и сочинялся уже не рассказ, а вдохновенная фантазия нашей любви, вдохновенная, как рассказ редко воплотится.
Сочинялись фантазии, которые никогда, никогда не осуществятся. То ли от бесконечности возможностей жизни, то ли от внешней силы, устанавливающей свои законы, один из которых – не воплощать вдохновенные фантазии.
Знаю за собой способность верить в высшее, когда объяснения не знаю.
Не верю в высшую силу, но и боюсь её, потому всегда пишу. Верю в долг и знаю, что каждый должен исполнить свой. Знаю, что когда отхожу от работы, случайности обрушиваются карой. Боюсь кары и верю, что наказание последует за ослушание.
Конечно, могу объяснить иначе. Когда пишу, я дома, за письменным столом. Здесь может приключиться со мной много меньше неожиданностей, чем на улице, в жизни. Конечно, когда пишу, то зарабатываю деньги, когда нет, вешаю на шею гири бедности, поросшие полипами вины и стыда.
От трусости, или от знания о наказании за безделье, от земли или свыше, я продолжаю работать. Творчество для меня самое интересное и поэтому буду работать. Творчество для меня… И начинается новый виток, словно разматываю бесконечный клубок. Так бы подумал, если б верил, что я лишь проводник приходящего извне. Я же представлю, будто сам из пряжи жизни свиваю бесконечную, обрезаемую лишь ножницами существования, нить, в которую сплетаются разноцветные волоски, переходят один в другой, вьются один из другого.
Представляюсь ткацким станком, куда загружают пряжу, а он свивает нити и вышивает. Но выбираю ли пряжу сам, или меня наполняют определёнными сортами, заранее угадывая узор?
Подбираю обрывки шерсти, – отчего они попадаются на пути? Случается в жизни случайное событие. Неожиданная встреча. Рассказ о смерти. Нищенка-калека. Ремонт дороги. Посещение Консерватории. Шумный день рождения или полная впечатлений ночная прогулка по городу. Всё это попадает преломлённым отражением через меня в текст. И я ощущаю, что случилась не случайность, а необходимое дополнение текста. Родился второй слой, появилась нужная сцена, новое русло течения. Я уверен, случилась не случайность, нечто меня подправило, дополнило.
Довольно!!!
Три часа. На столе два вырванных листа из одного. Ничего больше. Ах, как же посмел забыть? Выпитый чаёк из чашечки с длинноногими птичками на болоте, бесконечное путешествие от окна к двери и ещё много, много достижений!
Поворачиваюсь и силой сбрасываю тапочек с правой ноги. Он мчится снизу-вверх и вперёд, взлетает самолёт в чёрно-жёлтых шашечках небесного такси, мгновенно проносится через комнату и в прихожей с грохотом врезается в стекло двухдверного шкафа.
Прохожу в прихожую, припадая на короткую босую ногу, замирая, провожу рукой по стеклу, мечтая не пасть жертвой в паутине трещин. Отпускаю невольный воздух, вползаю ступнёй в тёплую пещерку, иду по квартире. В неторопливость свободных мыслей и воспоминаний уходят силы.
Читать дальше