Лариса Бутырина - Залечь на дно в Подольске

Я воздержалась. В вопросах истины я всегда особенно субъективна. Причём без доли романтики. И с едким привкусом нигилизма.

«Надейся на царствие божие. Страдай, сострадай, терпи. И возможно…

А возможно, и нет. Скорее всего – нет. Но ты терпи. И надейся», – гласит суть высших ценностей.

«Для чего?» – если на секунду задуматься.

И нет ответа. Как и смысла нет.

И надо изрядно потормошить голову, порыскать по миру и присмотреться к себе, чтоб докопаться до сути. А докопаешься, не приведи, Господи, – начнешь применять ее к удобству использования в предложенных обстоятельствах. И еще того доброго, – не применишь…

Тогда к чему вообще думать? Зачем разбираться?

Гораздо удобнее покоряться, нежели реагировать. Гораздо приятнее чувствовать, что обладаешь истиной, нежели исследовать весь этот тотальный хаос вокруг. Фальсификация действительности испокон веков приходила на выручку. Заблуждение, иными словами.

Это успокаивает, это придаёт мягкости характера. И постное ощущение сопричастности с себе подобными. Единение, отсутствие одиночества, как синдром стада против сильных и независимых. Тот самый спазм неудачников против успешных и счастливых. Тех, кому находиться в прирученном состоянии – пытка. И хотя бы попытка расторгнуть какие-либо привязки – есть особое удовольствие. Некий смысл. В этом абсолютно аморальном бессмыслии. Где всякого рода истина – такой же инструмент по извлечению выгоды, как и любой обман.

Вера нам нужна. Не истина. С ней надежнее. Она дает опору. Поэтому так важно верить в себя. Эту опору сложнее выбить. С такой опорой не так-то просто навязать все прописные истины и нормы. Про царствие небесное, покой, смиренность и мораль. И про терпимость. Терпилость, если уж быть точнее. Как и тот факт, что на земле пока живем. А здесь куда практичнее быть мужественным, дерзким и опираться на себя. Помимо ереси первопристольной… не так ли?

«Так ли», – безмолвным подтверждением смотрел на храм прямоугольный постамент. Каменное изваяние на Соборной площади.

Восемь невысоких пирамидальных тумб, соединенных массивными цепями.

«22 сентября 1812 года русские войска под командованием генерала Милорадовича одержали победу над французами корпуса Мюрата в сражении между селами Вороново и Тарутино…» – скромно гласила табличка обелиска под Александровским гербом.

Где были бы все ваши ценности, если б не отчаяние, агрессия, озлобленность и прочие пороки этих ребят, пустивших на защиту свои жизни? Где были бы ваши заповеди, если б при первом же натиске они подставили вторую щеку и взмолились Всевышнему простить врага своего, ибо не ведают, что творят? Где была бы ваша мораль, если бы при первом вторжении сложили б оружие и проявили смиренность? Не было бы их. Как не было бы ни вас, ни ваших потомков, преемников и последователей. А все моральные ценности разошлись бы по миру пеплом на ветру.

Но они, как видите, есть. Стоят целыми и невредимыми. Играют на солнце куполов позолотой. Богослужения проводят. Экскурсии пускают. Детей воскресной грамоте обучают. Потому что не было у товарища Милорадовича в далеком девятнадцатом ни терпимости, ни смиренности, ни сострадания. Как и у его гренадёров. Зато была цель и мужество идти до конца. Была решимость и проверенное средство – отвечать на силу силой. А вместе с ними хитрость, логика и сноровка. Потому и задали трепку корпусу Мюрата. Потому и убивали нещадно. И добивали. Без суда, следствия и сострадания. Ибо сострадание губительно для человека. Ибо выживает сильнейший. И то, что падает, не нужно удерживать, – его нужно подтолкнуть. В этом – истинная помощь ближнему. В этом – подлинная помощь нуждающимся. Таков закон жизни. Таков закон развития и прогресса. Что в социуме, что в личности.

«Из руин своих бед

Я сложу себе новый фундамент

для новых побед…», – ухмыльнулась я своим мыслям, разглядывая грубую кладку камней монумента.

То, что действительно значимо в позолоте не нуждается. Как и в титулах. Как и в ритуалах.

Оно скромно собрано на доступном и зримом месте. Как на этой четырехгранной пирамиде под тенью огненной листвы осеннего сквера. И звенит тишиной гораздо громче, чем многоголосие хоров религиозных фанатиков. Осталось только прислушаться. Осталось только расслышать…

Внезапный звон колокольни заставил вздрогнуть. Я непроизвольно поежилась, подняла воротник куртки и, не оборачиваясь, побрела дальше вглубь сквера, шурша листьями.