Ярослав Солонин - Букет Миллениала

После войны здесь обустроили поликлинику для местных. Говорят, врачи были добрые, знали каждого гусиновца в лицо. В 1996 году этот дом окончательно затопило водой – на три метра. Ушлые ребята растащили всё, что можно растащить. Сейчас дом представляет собой бетонную коробку, затопленную водой, выглядывающую из зарослей. Внутри мусор, кирпичи, доски. Однако местная достопримечательность, объект восхищения краеведов.

В 90-х Гусиновка славилась тем, что там стояло несколько бандитских коттеджей. К примеру, здесь жил известный вор в законе Плотник. В 2003 году на него совершили покушение: под дом подложили бомбу, но она почему-то не сработала.

В конце 90-х Гусиновка казалась укромным местом, так что неудивительно, что его облюбовали бандиты.

Также здесь жили сельским укладом простые мужики и женщины. Было несколько точек по ремонту телевизоров. На тот момент телевизионщики считались чем-то вроде технической элиты. Были работяги. Налицо упадок. Между «Партией Синих» и «Партией зелёных» была обозначена чёткая демаркационная линия. То есть отцы были «Синими», то бишь алкашами, а их дети – «Зелёными», или наркоманами. Представители партий недолюбливали своих оппонентов, но сохраняли нейтралитет. Для наркоманов синька считалась «бычьим кайфом», алкаши считали «зелёных» отбросами и пидарасами. Собственно, наркоманы никак не участвовали в социальной жизни. Это были сумрачные существа со своими тайными ритуалами, кражами в ночное время суток и такими же тихими смертями от передозняков. «Партия синих» повеселее. Они хранили остаток советских питейных традиций, фольклора, были по-пролетарски богемно-аристократичны, да и принимали в эту партию людей из разных слоёв. Спивающаяся профессура, ветераны Афгана, инженеры, каменщики, автослесари, приблатнённые, гитаристы, картёжники, работники буровых установок в отставке, доктора, повара, токари, бывшие охранники. Подавляющее большинство гусиновцев жило бедно. Местную элиту представляли торговцы самогоном и палёной водкой. На торговле опасным кайфом они построили свои дома, занимающие промежуточное положение между европейскими коттеджами крутых. Те, кто торговал героином, поднялся выше, но их точки были засекречены, а «Партия зелёных» хорошо хранила свои тайны, обычно унося их в могилу. Ещё к элите относились, как я уже сказал, телевизионщики. Ещё автослесари – те, что не спились. Неплохо жили торговцы стройматериалами, так как цемент и щебёнка в частном секторе стабильно имеют спрос. Некоторые молодые, как например, сын одной алкоголической четы Грачей, Олег Непотребко-Грач, сумели устроиться за границей, и теперь держали на иждивении своих непутёвых родителей.

В каждом городе есть такие уголочки, в которых живут люди, за плечами которых трагедии, достойные Софокла и Еврипида, драмы, под стать перу Шекспира, ну или Вампилова. Если задаться целью и составить «Энциклопедию пропащей жизни», или серию «Жизнь Откровенно Пропащих Аборигенов», материала наберётся на тысячи толстенных томов. Только кто будет этим заниматься? Прикасаясь к чужой трагедии, рискуешь сам ей заболеть. Несчастье – штука заразная.

Есть избитая сентенция «Нет ничего более постоянного, чем временное». Она работает. На Гусиновке лежала печать бедности. В царские времена здесь жил бедный люд. После Революции новые власти сделали здесь хорошие дороги, в остальном сохранился привычный уклад. В годы оккупации Воронежа нацистами и их сателлитами город разбомбили начисто. От Гусиновки уцелел только упомянутый дом мещанина Рыжкова, где размещался госпиталь для раненых бойцов. После войны Гусиновку заново, на скорую руку, отстроили. На большинстве домов лежала печать времянок. Залили наскоро фундамент, поставили несущие конструкции, набили реек, утеплили, замазали глиной. «Потом, когда-нибудь построим нормальное жильё, а пока перекантуемся». В Брежневские времена усиленно таскали с работ всё, что плохо лежало, укрепляя свои жилища. На закате Перестройки гнали самогон и крепко пили. В 90-е и вовсе растерялись. Для одних – великие возможности, для других – полный беспросвет. Дом родителям обошёлся дёшево. Бывшим хозяевам срочно требовались деньги на операцию, отсюда демпинг. Участок – непролазный лес из переплетённых фруктовых деревьев, гигантских лопухов, тополей, канадского клёна, дикого винограда, хмеля, топинамбура, амброзии. Амброзия, кстати, может вызвать отёк Квинке. В период цветения её пыльца – страшный аллерген. Но пока суть в том, что непонятно было, где участок заканчивается. До сортира – гнилые деревянные ступеньки и протоптанная дорожка. А дальше – джунгли, из которых торчала макушка покосившегося сарая.