Анастасия Стрельцова - О тебе и обо мне. Рассказы

– Она же его и родила, – отметил другой и закурил.

Кирилл подошел к мужикам, и они налили ему водки в пластиковый стаканчик. Опрокинув в себя содержимое, он поморщился, закашлялся:

– Как вы пьете эту гадость? – спросил, шумно вдыхая воздух, как ловец жемчуга после ныряния.

– Что ты понимаешь в свободе?.. – философски вздохнул молчавший до этого мужичок неопределенного возраста с синим носом.

– Никто не может быть свободным абсолютно, – сказал Кирилл.

– Делать то, что хочешь и как хочешь, – уже первый шаг в сторону свободы.

– А я и делаю… как хочу… – пожал плечами Кирилл.

– Вопрос второй. Знаешь ли ты, чего хочешь? – продолжил синеносый и разлил остатки водки по стаканчикам.

Кирилл постоял с ними еще немного и вернулся домой, потому что действительно не хотел расстраивать никого своим отсутствием.

Наутро мать выдала ему выглаженный костюм и рубашку и сказала слова напутствия. Предстояла защита диплома.

– Не забудь, вечером придет моя старинная подруга. Попьем чаю, не задерживайся.

– А без меня никак? – поскучнел лицом Кирилл.

– Не хотела портить сюрприз, но она будет с дочкой. Тебе пора начать интересоваться девочками, – с любовью в голосе сказала мама, и у Кирилла предательски задергался глаз.

Выйдя из дома, он постоял на крыльце, подставляя лицо лучам весеннего солнца, и уверенно пошел за гаражи.

Домой вернулся вечером. Радостно пьяный, с подбитым глазом и сосновой веткой в руках. За столом со скатертью, связанной крючком еще при Брежневе, сидели старинная подруга матери и ее дочь, по фигуре которой было понятно: для девочки ничего не жалели, и в приданое будет пекарня.

Кирилл хохотнул, манерно откланялся, обмахивая окружающих сосновой веткой, как опахалом, и прошел прямо в обуви на кухню накапать маме валидола, поскольку понимал, какое потрясающее впечатление произвел.

Так начался путь к свободе.

Когда я познакомилась с Кириллом, он уже покуролесил прилично. В него стреляли, он успел поработать переводчиком в подпольном бюро переводов у бандитов, полгода скитался по Марокко без денег и мобильной связи. Научился выживать, хитрить, изворачиваться. Прошел тысячи километров, оказавшись в Испании без документов и средств к существованию. Работал на винодельне, научился разбираться в тонкостях производства; следил за черешневым садом; нашел охру и оставил в пещерах неподалеку от Малаги рисунки в стиле неолита, чем ввел в искушение местных гидов, выдававших новодел за реальную древность ничего не подозревающим туристам.

Каждый раз, получая временную работу, он обретал знания. Но больше всего ему нравилось сидеть на теплых скалах и смотреть за горизонт, ни о чем не думая.

С приближением зимы он двинулся в сторону лучшего для зимовки города, города света – Аликанте.

Зимним вечером я шла забирать детей с занятий по карате и увидела замерзшего человека, сидящего около помойки в дырявой шапке с помпоном и поющего «Хава нагила» на мотив «Аве Мария». От него шел густой смрад, что помогло сохранить социальную дистанцию за пару лет до пандемии. Волосы вшивыми дредами болтались ниже плеч. Темное от загара и грязи лицо, потрескавшиеся бескровные губы и огромные блестящие глаза.

Забрав детей, я разогрела шурпу, что варила накануне, до крутого кипятка и, перелив в одноразовую посудину, отломив ломоть от багета, вышла на улицу. Молча протянула все это ему. Он так же молча, бросив хмурый взгляд исподлобья, взял и положил на поребрик рядом с собой.

– Come, come. Mientras está caliente. Esta sopa me enseñaron a cocinar en Asia Central [2] Ешь, ешь, пока горячий, этот суп меня научили варить в Средней Азии ( исп. ). .

Он ничего не ответил, глядел поверх моей головы на звезды. Я подняла голову: огромная синяя Луна освещала наши лица призрачным светом. Такой я ее еще не видела. Интересно, что пророчит синяя Луна?..

С этими мыслями я ушла домой и услышала за спиной на чистом русском языке голос, напоминающий варган:

– Вку-у-усно, как же вку-у-усно!..

На следующий день я принесла к помойке тушеное мясо с картошкой.

Так началась наша дружба.

– Ты мог бы найти работу: говоришь на нескольких языках и наизусть цитируешь Канта.

– Не хочу.

– Но так жить тоже нельзя.

– Я свободен выбирать, – спокойно отвечал Кирилл.

– Ты свободен от общественного мнения, от опеки матери, от привязанностей, от религии. Но живешь как растение. Сколько еще? – Я пыталась принести ему пользу.