К кабинету примыкала узкая, как пенал, комната с названием «Лаборантская» и резкими запахами внутри. «Тоже химическими», – объяснял Женька. Насколько Женьке не нравилось находиться в самом кабинете – сидеть на первой парте, – настолько же ему было интересно бывать в этой лаборантской. В ней он был почти хозяин. Можно сказать, вырос там.
Из-за маминой особости Женька быстро полюбил все и всем объяснять. Получалось, что только он – ну и, конечно, его мама, с этим Женька не спорил, – разбирается, что и как. Одноклассники помалкивали. Может быть, они не хотели спорить, а, может быть, втихаря посмеивались. Женька об этом не задумывался и даже не замечал. Зато заметила его мама. Педагогическим глазом она легко распознала зачатки болезни, поразившей сына. Теперь, благодаря телевидению и соцсетям, эту болезнь знают все. И даже название ей придумали подходящее – звездная. А тогда мама сформулировала такое явление проще: ребенок зазнался. Она рассказала об этом бабушке, и они вместе пропесочили Женьку. Даже удивились, как быстро он выздоровел.
Общую картину кабинета дополнял большой портрет. Он был закован в золоченую раму и задумчиво посверкивал из-под толстого стекла. Первый раз Женька увидел его издали, с парты Долговязого. А увидев, сразу узнал, кто это. Сильно косматый дядька, смотревший на Женьку, не мог быть никем, кроме Карабаса-Барабаса. Это уж когда Женька пошел в 7-й класс, с которого начинали изучать химию, он избавился от наваждения, рожденного детской фантазией. И твердо усвоил: на портрете знаменитый русский химик Дмитрий Иванович Менделеев. Он висел прямо перед Женькой, а его таблица чуть правее классной доски, у окна. Глядя то на портрет, то на таблицу, Женька часто забывал внимательно слушать маму. Он задумывался не о том, Барабас это или Менделеев, и даже не о химических элементах, рассованных по разным клеткам – персонально Женька никакой системы в том не усматривал. Его волновало другое. Неужели всю эту громадную таблицу, исписанную загадочными значками, смог придумать один человек? В такие минуты он очень уважал Дмитрия Ивановича. Может быть даже больше, чем уважала его мама.
Была в мамином кабинете еще одна вещь, которая отвлекала Женьку от уроков. Из окна был виден яблоневый сад. Когда он пышно расцветал по весне, учиться не было никакой возможности.
В начале карьеры Римма Ивановна преподавала биологию, и сад был детищем лично ее. Это она предложила разбить учебную плантацию. Тогда ее идея показалась излишней. «Работаешь в классе, ну и работай себе!» – указывали старшие товарищи. Но вчерашняя студентка не раздумывала. Вместе с учениками – это был ее самый первый класс – она вскопала землю и высадила саженцы, купленные на заводские, шефские, как их называли в то время, деньги. Теперь продукция сада радовала всех. Фрукты, овощи и зелень, выращенные школьниками, – каждый конкретный класс отвечал за свои конкретные деревья, кусты или грядку, – прямиком отправлялись на кухню. Во всех школах имелись штатные повара и собственные столовые.
У себя в школе мама частенько кормила маленького Женьку. Времени готовить дома у нее не хватало катастрофически. Это с тех пор Женька полюбил столовские котлеты с картофельным пюре, густо политым луковым соусом. Дух котлет, сбитых лодочкой и посыпанных хлебной крошкой, пахучим облаком поднимался над тарелкой и пробуждал в нем почти зверский – не по возрасту – аппетит, заставляя в который раз вставать в очередь за добавкой.
5
Всеми способами в школе старались навести уют. Стены украшались полотнищами самодельных газет, графиками дежурств, таблицами шашечных турниров, уголками пионера или комсомольца. А подоконники – геранью в горшках, принесенных из дома. Герань было положено поливать, но Женька свою очередь отлынивал. Хоть мама и бабушка были учителями-естественниками, к ботанике его не тянуло.
Помимо этого, каждый класс был отмечен каким-либо мудрым изречением. В мамином кабинете висели слова Михаила Васильевича Ломоносова: «Широко простирает химия руки свои в дела человеческие». А в Женькином классе, где работала литератор Эра Константиновна, было написано: «СССР – самая читающая страна в мире!» Насчет химии Женька сомневался – сам он никогда не видел, как химия «простирает руки». А вот насчет чтения был согласен, поскольку наблюдал самолично.
В детской памяти хорошо сохранилось, как за завтраком дедушка читал газету. Бабушка ругалась, а дедушка посмеивался и продолжал читать. Газета называлась «Красная Звезда». И это было понятно. «Потому что, как дедушкин орден», – говорил Женька. У соседей утро начиналось аналогически. Уже к семи часам из всех почтовых ящиков, висевших под лестницей, торчали пучки свежей прессы. За это отвечала тетя Маруся – маленькая, округлых очертаний женщина в черном форменном бушлате и с кожаной сумкой на плече. В Поселке ее называли «Колобок». Ласково называли. Ведь она разносила не только газеты, письма и телеграммы. Она разносила пенсии. Женька видел, как, расписавшись в карточке огрызком химического карандаша, бабушка оставляла ей мелочь – медные колесики с серпом и молотом. Так поступали многие – зарплата у «Колобка» была незавидной.
Читать дальше