Алексей Котов - Победители вещей

Людей сплотила только новая беда – через полгода «самогонный колхоз» был начисто разграблен милицией. Сыщики нашли Ивана Ухина в сарае, где он тщетно пытался спрятать шесть мешков отобранной под руководством Тимофеевны травы. Милиция конфисковала не только самогон, мешки, но и саму Тимофеевну. Правда, после экспроприации улик стражи закона умерили свой пыл и ограничились штрафами без квитанций, а в будущем (как шепнул один из них на ухо Ивану) небольшим налогом с оборота.

Милиция покинула село, увозя с собой на вдруг затрещавших по-немецки мотоциклах кур и визжащих поросят. Не успели селяне успокоиться, как им дали понять из райотдела милиции, что, если они не поспешат выкупить Тимофеевну, ее отправят в дом престарелых. Новость была просто ужасной. Большинство верхнемакушкинцев лишь гнались за прибылью, и никто из этого большинства не задумывался о «новых технологиях» производства самогона или об усовершенствовании уже существующих дедовских методов. То есть эти люди были попросту безграмотны, а поскольку Иван Ухин и возглавляемое им меньшинство все-таки подумывали о завтрашнем дне, под угрозу было поставлено не только и не столько качество самогона, но и очередное, пусть хрупкое и скандальное, единение селян.

Старушку пришлось выкупать всем селом. Разузнав об этом, милиция подняла цену, но селяне проявили упрямство, а потом в дело вмешался дурацкий случай. Витька Кузьмин – из-за хронической слабости к спиртному и лени не самый первый человек из верхнемакушкинцев – на железнодорожной станции Меловая познакомился с тремя подозрительными типами в комиссарских, кожаных куртках. Как сказал позже один из селян, если бы этих «гадов было не три, а, допустим, тридцать три и у них был пулемет, они наверняка грабили поезда, а не пили водку с таким идиотом как Витька».

Короче говоря, пьяный Витька рассказал первым встречным проходимцам историю верхнемакушкинского «самогонного колхоза». Свои последние слова он произносил уже на улице, а его новые «дружки» вели его под руки в ближайшую темную подворотню, чтобы ограбить говоруна и, конечно же, набить ему физиономию за его бестолковый и неумолчный язык.

Все бы так и случилось, если бы среди тройки уголовников не нашелся один умный. Он остановил едва не начавшуюся расправу и принялся подробно расспрашивать Витьку, что у него за село, много ли там народа и сколько «клиентов» из «Сытых Боровичков» посещают село. Витька отвечал охотно, но, как и любой пьяный дурак, говорил не правду, а словно рассказывал о некоей золотой жиле, собственником которой – конечно же! – является он один, а остальные селяне просто пользуются его добротой и доверчивостью. Уголовник задумался… Очень вероятно, что он и его ребята кочевали по стране в поисках теплого места. Какая сила выгнала этих типов из их прежнего обиталища, так и осталось тайной, но несомненно, что главарь знал не только тюрьмы, в которых сидел, но и народ, который ограждала от него колючая проволока.

Тимофеевну выкупили в милиции уголовники. Трудно сказать, насколько удачно была подделана справка, в которой утверждалось, что один из них – Николай Скворцов – является внучатым племянником старушки, но, несомненно, и то, что вместе со справкой уголовники передали в милицию еще что-то куда более весомое. Затем эти бойкие ребята со знанием дела взяли под свою опеку «самогонный колхоз», захватив общественную бочку, и установили такие низкие закупочные цены на сдаваемый селянами самогон, что верхнемакушкинцы сразу вспомнили о давно забытом на Руси крепостном праве. Что же касается старушки Тимофеевны, то теперь она жила в полном затворе под присмотром «племянника» и не выходила из дома.

Обращение селян в прокуратуру ни к чему не привело. Закон не то чтобы не хотел связываться с заезжими уголовниками, он просто-напросто крайне неохотно поворачивал голову в сторону обиженного народа. У закона было множество своих, так сказать, личных дел, но ему все-таки нужно было показать, что он есть и поэтому милиция возобновила штрафы. Их почему-то брали только с селян и не трогали уголовников.

Борец за всеобщее равенство Иван Ухин сник и какое-то время не показывался на улице. Между тем «племянник» Тимофеевны быстро и на зависть всей деревне расширил производство самогона и практически прекратил его закупку у селян. Зависть мужиков превратилась в алкогольную тоску, и многие из них принялись хлебать свое доморощенное спиртное сами. Например, за пару недель дикого запоя Иван Ухин уничтожил почти весь свой запас не очень-то качественного спиртного не успевшего пройти очистку по методу бабушки Тимофеевны. Сивушные масла, страшное умственное и физическое напряжение принесло свои плоды: Иван вдруг понял, что движущей силой экономического производства является не соцсоревнование с его грамотами и копеечными премиями, и даже не объединение людей в простодушный колхозный коллектив, а жесточайшее, лишенное намека на гуманность, капиталистическое соперничество. Бывший коммунист Иван Ухин сжег свой партийный билет на синем спиртовом пламени и поклялся стать беспринципным дельцом. За окном лил проливной дождь. С треском ударила молния, и в доме погас свет. От руки Ивана с зажатым в ней горящим партбилетом на стене, рядом с телевизором, плясали жуткие, средневековые тени, напоминающие взлохмаченных ведьм.