Александр Радченко: Синий зонт

– Если надумаешь вернуться, моя дверь для тебя всегда открыта.

У меня за спиной выросли крылья. Спокойно доработав до ближайшей зарплаты, купил билет и тем же вечером уехал в Питер. В пять утра я на Московском вокзале. Он меня встречает, сумки в машину, и я, счастливый, разваливаюсь в кресле. Мы едем, а куда, мне уже не важно…

– Тут такое дело, завтра надо платить аренду, а заказов на печати пока нету. Поможешь такой суммой? А через неделю я тебе их верну.

– Хорошо, – отвечаю я.

– Старик, тут такая загвоздка… Короче, ко мне нельзя.

Картина маслом. Я не верю своим ушам.

– А куда мы тогда едем?

– В Славянку. Может, Ирина на даче.

– А если ее там нет?

– Тогда не знаю.

Ирина, наша общая знакомая, была на даче. Маленькая летняя дача стала мне временным убежищем. Деньги не вернулись ни через неделю, ни через две. С работой тупик, вроде и берут, но сразу предупреждают, что задержка зарплаты в среднем два месяца. Перебиваюсь случайными заработками. Заканчивается ноябрь, заканчиваются дрова. Авария на подстанции и кончается свет. Дело движется к Новому году и на дачу приезжает сын Ирины. Разговор краток: дачу освободить, но вещи могу оставить до лучших времен.

Днем брожу по городу, греюсь в больших магазинах, читаю в «Буквоедах», ночью шатаюсь по спальным районам, подворовываю еду в магазинах. И занесло меня раз на Ржевку. Иду-бреду, а тут стройка, будка охранника. А вот появляется и сам охранник, мужчина лет шестидесяти, в бушлате нараспашку, под которым тельняшка десантника.

– Здорово, десантура. Охранник требуется?

– Да и срочно. Зарплата не ух ты, но вовремя, стройка тихая, в охране одни деды. Завтра выйти сможешь?

Последняя ночь на морозе. Встретились утром, разговорились. Он бывший афганец, ну и я не промах.

– Послушай, Петрович, сам я колпинский, т. е. прописан там.

Вот полаялся со своей позавчера, ноги домой не идут. Давай сделаем так – я дежурю сутки за себя и сутки за тебя, но бесплатно, а ты воркуешь со своей зазнобушкой в своем Янино? Идет?

– По рукам.

Прошла моя смена. Все тихо и спокойно. Утром темень и стук в ворота. Выхожу, смотрю, Петрович подъехал. Ну, думаю, все, передумал. И в руках сумка к тому же.

– Что случилось?

– Да неловко как-то. Вот супа тебе привез, сала и поллитру. Когда узбеки работу закончат, хлопнешь.

После ряда переездов по городу судьба полностью поселяет меня на Серебристом бульваре в коммуналке, точнее наркопритоне. Отребье со всего района находит здесь себе приют и удовольствия. Остается только терпеть и ждать призрачных перемен к лучшему.

И перемены настали. Как-то неожиданно, с разницей в три месяца, в коммуналке появились два молодых человека. Один из них светлый добрый бродяга из Сибири. Художник, мастер тату, философ. Я взялся за кисти и дело пошло. Второй просто снял свободную комнату, был спортивен и молчалив, но отношения по-соседски были хорошими. И вот в одно прекрасное утро решил взять консультацию по живописи, но до художника не дошел. Перехватил спортсмен со стаканом в руке.

– Глотни, – сказал он.

Не успел еще сделать первый глоток, как понял – яд. Сознание потерял сразу. И вот я опять умер. Меня встретили отец и мать. Мама смущенно улыбнулась. Отец еле сдерживал эмоции. Его любимого сына, прошедшего все круги земного ада, отравили на доверии.

– Если ты скажешь «Нет», этот мир будет стерт с лица земли. Если ты скажешь «Да», то будут войны, но будет и мир, будут друзья и любимые женщины…

Я сказал «Да». Он что есть силы подтолкнул меня вверх.

– Ты сам найдешь нужные слова, чтобы найти начало начал.

Я нашел эти слова.

Глаза открылись, и я увидел себя в ванной. Художник, чтобы открыть мне рот, выбил мне половину зубов и заливал меня водой. Все прошло, никаких признаков отравления. Спортсмен пропал. А через пару недель в соседнем дворе был найден труп художника…

Все вроде хорошо, да что-то нехорошо. Надел на руку часы, именной подарок деда Николая на мое пятнадцатилетие, и все встало на свои места. Он ушел из жизни с мнением, что я просто длинноволосый шалопай, без стержня, пустой и ветреный.

Сел, закрыл глаза, и сразу пришло видение: последний серьезный разговор деда с отцом, где он впервые дал волю эмоциям. Отец спокойно пытался спустить разговор на тормозах: «Да не переживайте вы, дядя Коля, так. Ну, молодой, перебесится». Но дед выпалил: «Да я в свою молодость был лично…» и резко осекся.

Фразу закончил я сам: «… был лично награжден товарищем Сталиным!»