Анна Сандэмо: Порабощенные

После двухчасового сна мне значительно полегчало, хотя мысли мои все еще блуждали в какой-то далекой неизвестности. Я дико боялась того, что для меня приготовит наг. Я даже предположить не могла, как все это будет происходить. Неужели посредством… секса? Боже, я ведь никогда даже не задумывалась об этом, и у меня не было опыта в подобных занятиях. Само собой, мне не хотелось делать этого с нагом, но если придется, то я лягу с ним в одну постель и сдержу свое слово. Все-таки оно того стоит.

Внезапно я услышала щелчок замочной скважины. Я ожидала увидеть в комнате Мадуила, но вошел Вадим, и я окаменела, вмиг превратившись в статую.

– Что?.. – вымолвила я пискляво. Вадим закрыл тихонько дверь и прошел вперед, но я судорожно стала отходить назад, пытаясь за чем-нибудь спрятаться. Боже… какой же ужасающий страх я испытала в этот момент. Ни слова не говоря, Вадим стал медленно приближаться, буравя меня своими голубыми глазами. Я начала хныкать и пищать, как беззащитная, загнанная в угол мышь, хватаясь руками за все подряд, чтобы найти хоть какую-нибудь поддержку. Когда места отступления закончились, я просто уперлась спиной в дальнюю стену рядом с кроватью и зажмурилась.

Я почувствовала на своем лице обжигающее дыхание Вадима и тихо заплакала. Я думала, что он пришел завершить начатое.

Или еще хуже – он в сговоре с нагами, и это все обман, что меня провели как маленькую и наивную девочку.

На мое удивление, Вадим обнюхал меня, жадно насыщаясь моим запахом и получая от этого удовольствие, а затем рухнул на колени и прижался лицом к моим ногам, держась руками за верх моего костюма. Он терся лицом о мои ноги и гладил руками мой живот и мою талию. Меня затрясло от подобных прикосновений, и слезы полились с новой силой из глаз. Я не могла и пошевелиться, потому что элементарно не понимала, что происходит.

– Знаешь, как трудно было проникнуть сюда незамеченным?..

Я промолчала, все еще плотно вжимаясь в стену.

– Знаешь, как я сожалел о том, что сделал? – Вадим говорил тихо, с отчаянием в голосе.

– Знаешь, сколько бы я отдал, чтобы исправить то, что случилось?

Я снова ничего не ответила. Тогда баггейн поднял на меня голову, не вставая с колен. Он тоже плакал. Только его слезы были кровавыми. Вадим плакал кровью. Я взглянула на него сверху вниз, а затем протянула к его лицу свои дрожащие руки. Я не знаю, что двигало мной в этот момент, но я подняла его, взяв лицо баггейна в свои ладони, стерла кровавые дорожки с его щек своими черными перчатками, а затем притянула к себе и поцеловала. Я наплевала на все свои страхи, на всю свою ненависть к монстру, который сидел внутри этого человека, наплевала на прошлое и на будущее. Сейчас было только настоящее, и в настоящем я просто хотела, чтобы он забрал меня отсюда и больше не делал мне больно.

Поцелуй был горяч во всех смыслах. Обжигающие горькие губы Вадима припали к моим. Они были сухими и жесткими, но этот дискомфорт был ничем по сравнению с тем страхом, что я отпустила в этот момент. Я больше не хотела смотреть на свое отражение с отвращением и неприязнью к самой себе за тот глупый необдуманный поступок, что я совершила тогда… в том прошлом. Он просто стерся из моей памяти, и я больше не вспоминала о нем.

Вадим даже не превратился в монстра, и когда я отстранилась, чтобы взглянуть на него, он смотрел на меня с не меньшим удивлением в глазах.

– Я не думаю, что это хорошо, – обнимая меня, прошептал он. – Я могу причинить тебе вред.

– Ты больше этого не сделаешь, – шмыгнув носом, кивнула ему я. – Иначе ты убьешь нас.

– Прости меня, прости меня, Соня, прости, прости, я так сожалею, – баггейн мелкими поцелуями покрывал все мое лицо со шрамами, – мне так жаль, мне так было плохо оттого, что я сделал, я ведь животное, просто животное, я не могу больше так…

Тут Вадим еще раз жадно впился в мои губы и стал целовать меня так, как никто никогда не смог бы. От этого сладкого трепета у меня вновь заслезились глаза, и я еле сдерживала нарастающий стон, который вот-вот должен был сорваться с моих разгоряченных губ. Железки, которые держали паразита, не мешались при поцелуе, чему я втайне порадовалась, как школьница с брекетами.

Вадим еще сильнее вжал меня в стену, и наш поцелуй стал стирать все границы нравственности, какие только можно было провести между человеком и баггейном. Он сладострастно застонал, когда мой язык скользнул по его губам и острым зубам-лезвиям.

Вдруг он резко остановился и отошел на два шага назад.