Татьяна Шарпарь - Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

– Товарищ майор, мы на квартиру к Андрею поехали, напарнику этого убитого. А Пестров дворника допрашивает насчет ключей от черного хода. И еще дворник сказал, что в этом же доме проживает бывшая домработница Горчаковых. У нее тоже ключи от квартиры были, и от черного хода, наверное, тоже. Вадим к ней пошел, только ее, наверное, дома нет, праздник ведь.

И на самом деле праздник, а он забыл. Половину личного состава забрали на охрану демонстраций, правда, их отдел оставили в покое, предвидя всякие неприятности, видимо, по опыту прошлых лет. Вот отдел и собрался по первому писку начальника. Кстати, где остальные?

– Миша, где Мальцев?

– Мальцев уехал на убийство на Зубовской. – Что, еще убийство?

– Да, бытовуха, следователь попросил, чтобы Мальцев с группой поехал, мало ли что.

В квартире уже было так много народу, что можно было потихонечку уйти. Подъехал следователь прокуратуры Михайлов, который был известен аналитическим складом ума. Он обычно долго и пристально осматривался на месте, очень внимательно работал со свидетелями, при этом никаких версий не озвучивал, а потом с блеском, как фокусник из шляпы, вытаскивал на белый свет преступника с убийственным набором неопровержимых улик. Дежурный следак сразу сник. Наверное, он надеялся раскрыть это дело самостоятельно, а вот и нет. Заберет прокуратура, как пить дать.

Михайлов поздоровался за руку с Алексеем, остальным кивнул. Такая у него была манера. Он выбирал в группе одного человека и разговаривал только с ним, остальные для него не представляли интереса.

– Привет, Алексей Николаевич, ты тут как оказался, я слышал, ты труп и обнаружил?

– Не я, но я был рядом. – А кто обнаружил?

– Хозяин квартиры, который сегодня вступает в права наследования.

– Так, может быть, он и того?

– Не похоже, он убитого сегодня первый раз, и то мертвым, видел.

– А время смерти установили?

– Да, приблизительно около пятнаднадцативосемнадцати часов вчерашнего дня.

– Алиби у хозяина на это время есть? – А его не спросишь, он дипломат.

– Эка! Вот что я не люблю, так это с дипломатами и депутатами дело иметь. Уж лучше с бомжами.

– Ну ты сравнил!

– Знаешь, Алексей Николаевич, пойди-ка ты с ним поговори. Ну, аккуратненько так, дипломатично, может, что и расскажет.

– Под протокол сам будешь его допрашивать? – Да, сейчас и допрошу, если согласится.

– Там еще соседка, Голицына Наталья Сергеевна, у которой ключи от квартиры были. Ее, может быть, тоже сразу допросить, а то у дочки день рождения сегодня, и так пропал у человека день.

– Молодая? – Кто?

– Соседка.

– Да, молодая.

– А ты что это краснеешь?

– Ничего я не краснею, просто жарко тут. – Жарко ему, видишь ли. Красивая? – Что?

– Да соседка же!

– Наверное, красивая.

– Ладно, давай я ее первую допрошу.

– Где допрашивать будешь? В прокуратуре?

– А что, можно и в прокуратуре. Хотя на своей территории надо допрашивать подозреваемых, а свидетелей можно и на нейтральной. Тут недалеко опорный пункт, вот туда и приводи своих свидетелей. Часикам к двенадцати, я пока еще тут поброжу.

Наталья с Иваном сидели в ее гостиной и молчали. Разговаривать не хотелось. Было ясно, что сейчас повторится ужас полугодовой давности, когда Наталью почти каждый день допрашивал следователь, и она не знала, вернется с очередного допроса домой или нет. Полина тогда жила у Саши и Тани, и Наталья тосковала по дочке.

– Простите меня, это я вас втянул. И зачем только я ключи вам отдал?

– Ну что ж теперь? Что случилось, то случилось. Парня этого жалко, я его знала немного.

– А как же он в квартиру попал? Ведь печать на месте была, и дверь закрыта. Вы ему ключи не давали? Ну, может быть, водопроводчики или кто там еще приходил?

– Ключи я не давала никому. Они вообще в сейфе у моего брата хранились, я их только в среду забрала – знала, что вы приезжаете. Кошмар! У дочки сегодня день рождения, а я тут сижу. Думаю, нас сегодня вообще никуда не отпустят.

– Вы простите меня. – Да ладно вам!

– Нет, вы меня вообще простите. Я ведь вас вчера не узнал, глупо так получилось. Я на похоронах был, – он задумался, – не в себе, что ли. Я понимал, что похороны, но все время оглядывался – искал глазами дядю Петю и тетю Аню. А потом истерика эта. Вы меня простите.

– Не за что прощать, но если вам так угодно, прощаю.

На лестничной площадке послышался шум. Иван поднялся.

– Наверное, опергруппа приехала. Нам что делать? – Сидите пока, я думаю, за нами сейчас придут. Кофе хотите?