Гай Себеус: Та, чьё второе имя Танит

Юнге выбирать не приходилось. Это был ещё не худший вариант работы, за которую его согласились взять на борт. Капитан снабдил своего юного картографа кучей устаревших, уже не актуальных после происшедшей катастрофы карт. В каждом порту, где они останавливались за пополнением запаса воды и еды, он ещё и ещё за бесценок скупал устаревшие карты, лоции и описания. По пути им много приходилось расспрашивать рыбаков, моряков и просто прибрежных жителей об изменениях береговой линии после подъёма уровня морей.

Свидетельства мореходов, как и их карты, были неимоверно путаными и чаще всего отчаянно противоречили друг другу.

У юнги с непривычки уже пестрило в глазах от изобилия этих немыслимо сумбурных мелких деталей. Он уже жалел о своей непригодности для работы гребца. Лучше уж на вёслах работать, чем в душном «сундуке» капитана, терпя его нескончаемые поправки и замечания.

Вообще-то в планах юноши не было заплывать так далеко. Ему главное было убраться с Италийских холмов. Но теперь уже заинтересованный в нём капитан не отпускал «малыша» от себя ни на шаг.

Команда ревновала «хитрого юнца» к капитану.

Им всем поочерёдно выпадало поработать вёслами, особенно в штиль. Один юнец тяжелей грифеля ничего не поднимал! И это было несправедливо! Правда, он мастерски играл на кифаре. Это немного смягчало суровое отношение к нему команды.

К тому же пожилая женщина с собакой, что напросилась к ним в пассажиры и многим головорезам напоминала их полузабытых матерей, явно сочувствовала ему.

Яркими закатными сумерками, когда поневоле заканчивалась работа юнги над картами, они встречались на корме. Где и ютилась Ида, пряча под лавкой свою собаку. Юнга перебирал струны кифары, Ида рассказывала хитроумные истории из жизни богов и героев. Так коротали они вечера.

Одним таким вечером, когда свежий ветер избавил моряков от необходимости проливать пот на вёслах, юнга взял свою кифару. Благозвучное металлическое бряцание тугих струн инструмента ладно сочеталось с посвистыванием ветра вкруг паруса, с плеском воды, с алеющим закатом.

Мелодия завораживала, рефрены округляли-сглаживали все углы-конфликты, юношеский голос был чист и звонок. Но моряки, не желая сознаться во власти над ними таинства пения, сочли своим долгом в очередной раз показать мальцу его настоящее место.

– Да, с такими песнями этот парень не скоро станет толстым и сытым! – Хриплые голоса оборвали мелодичные переборы струн.

– А ну-ка, спой-ка нам лучше про весёлую девчонку!

– Подхватывай! – Рявкнули лужёными глотками с притопыванием босыми пятками.

Дальше с восторженным гоготом и гомоном шли описания «утешения» длинноносой девчонкой страждущего моряка.

– Хеп-оп! Хеп-оп! Хеп-оп-па!!!

Горлопаны так увлеклись, что аккомпанемент уже был лишним. Юнга тихо отошёл от поющих.

Когда один из моряков приблизился к нему, он сначала подумал, что его отсутствие замечено и певцы снова зовут его аккомпанировать. Но огромный чернокожий Варис, источая запах остывающего пота, заговорщицки навис над ним.

– Слышь, малыш, давно хочу спросить у тебя, да всё не с руки: солдаты там, на берегу, разыскивали женщину, отлучённую от воды и огня, изгнанницу с двумя детьми. …Не тебя ли?

Юнга ответил дерзким взглядом.

– С чего вдруг?

Но Вариса это не сбило.

– Ты ведь …девчонка? Я видел, как ты при загрузке рассматривал…, э-э…, рассматривала драгоценности. Парню-то это ни к чему. Да и питаешься …одними апельсинами.

По ответному растерянному, беспомощному взгляду Варис понял, что догадка его верна. Он удовлетворённо хохотнул.

– Что ж, пусть кретины горланят про длинноносую девчонку. А у нас с тобой сейчас начнётся своё веселье. Он подгрёб тонкую фигурку под себя, грубо задрав на ней холщовую рубаху.

Волчий бросок был мгновенным.

Варис не успел опомниться, как уже лежал, неловко уткнувшись ушибленной головой в бухту канатов, а желтоватые клыки в подрагивающих в угрожающем рыке губах нависли над его лицом.