«Ты расти, расти моя картошечка,
Буди солнышко, буди солнышко,
Лучиком оно тебя согреет, пригреет ─
Грядочка моя не захиреет,
Грядочка моя не захиреет,
Уродится вновь картошечка,
Уродится вновь картошечка.
Ты расти, расти моя картошечка».
─ Ты впал в загруз, ─ продолжала картавить картошка.
─ Нет, мне хорошо так, ─ воспрянул я.
Саламандра к этому времени вскочила на лавку и изображала вечную свободу, потом идущего человека с какой-то японской сосредоточенностью, вообще, она походила на смышленого японского ребенка, капризного и буйного. Я попытался что-то им рассказать, но вызвал только картофельный смех и негодование Саламандры, она не хотела, чтобы я говорил, как будто я и так уже слишком много всего им наговорил за время общения раньше. Она все норовила меня сбить или показывала всем видом, что ей неинтересно меня слушать, я делал ей замечания, предлагал самой что-нибудь рассказать, но ее хватало лишь на препирания со мной. Картошку все это забавляло и бесило одновременно, но помешать нам она не могла. Саламандру что-то задевало во мне, и я чувствовал это. Жажда соперничества наполняла ее до краев как глупую девочку, а мне просто нравились ее волосы и истеричные нотки в голосе, ее неподражаемость и язвительность, но я никогда, почти никогда, не показывал ей этого, просто дурачил, доводил и смешил сообразительного ребенка, хотя уже давно не ребенка. Тогда я еще не знал, что это она.
─ А почему ты без истукана? ─ вдруг спросила картошка.
─ Истукан домой улетел, вообще, он давно уже не истукан. Обиделся бы, если бы здесь был, Исконак лучше говорить.
─ Почему ты не улетел с ним? ─ не унималась картошка.
─ Крыса мне помешал, это длинный разговор ─ вам скучно станет. Я вам про восьмидесятые лучше расскажу, сегодня план такой, в восьмидесятые уносит, даже еще дальше, в семидесятые, давно такого не курил, классный план, пять часов таращит как табл, но по-другому. Мы с Крысой накурились, вот нас прибило, все детство вспоминали. Представляли, как люди жили в XVIII веке, потом наше время, восьмидесятые вспомнили ─ круто, хотели в семидесятых побывать, но Чайлд нас кинул.
─Да, да… круто, ─ кривлялась Саламандра. И начинала истерично посмеиваться.
─Ты знаешь, что я делал, когда маленький был в 9, 10, 11 лет?
─Что-о?!
─Мы в лагеря ездили, там фильмы крутили на видео, рубль вход, тогда на видаки мода пошла, ведь в семидесятые их еще не было. Мы всякие фильмаки смотрели про ниндзя, кун-фу, ушу. Брюс Ли, Ван Дамм…
─У-у-у, у-у-у…
─ А ты что делала в детстве, Саламандра?
─ Я не ездила в лагеря. У бабушки в деревне сидела на огороде с картошкой общалась.
─ У тебя что, скучное детство было? Ты дралась в детстве?
─ Да! Таких, как ты избивала.
─ Ты меня передразниваешь, тебе неинтересно? Расскажи что-нибудь про себя.
─ Да рассказывай, вон картошке интересно.
Картошка сидела на лавочке и улыбалась, этакое картофельное счастье.
─ А вот и не подеретесь, ─ завопила она, когда я обхватил Саламандру сзади за талию и стал поднимать и подпихивать ее коленом, желая, ее обнять и отшлепать одновременно.
─ Ну, отстань, хватит!
─ Ты мне не даешь ничего сказать, и сама ничего рассказывать не хочешь, ─ выговаривал ее я, садясь на лавку.
─ Я же тебя не затыкаю. Рассказывай. Просто мне не интересно тебя слушать. Я честно сказала правду, что я врать должна?
─ Не должна. Но мне, вообще, ничего сказать не даешь. Орешь какие-то гадости.
─ Почему гадости… Мне просто не интересно. Это ты остальное накручиваешь.
─ Я не хочу ничего уже рассказывать. В тебе что-то накипело, а сегодня прорвало, и я вижу твое реальное отношение.
─ Ну, почему ты так судишь. Мне же так только сейчас. Почему людям нельзя сказать правду ─ они сразу обижаются?
─ Людям не нужна правда, никому она не нужна. Всем нужна красивая ложь.
─ Правда глаза колет, ─ вмешалась картошка.
Я уже насупился и сделал вид, что обиделся, хотя больше испытывал удивление, Саламандра была другой.
─ Тебе нравится мне гадости вывозить?
─ Да, нет же. Ты меня не понимаешь.
─ Прекрасно понимаю, у тебя просто бычка. Исконак мне рассказывал, что у тебя бывает такое под планом.
─ Я всего раз пять курила или шесть, и с ним, может, всего пару раз ─ он не знает, какая я на самом деле. А один раз я их сильно обманула. Потом утром сказала, что на самом деле со мной ничего не было, и они сильно обиделись. Я пожалела их и обманула еще раз, сказав, что обманула их вчера. А самой мне было очень прикольно.
Читать дальше