Дмитрий Иванов: Марчеканская вспышка (сборник)

Да, кстати, вот послушай. Куплет этот мне казался тогда, во времена моего детства, чем-то невообразимым, смелым, вдохновенным, предвестником новой, невероятной, сказочной… взрослой жизни. Чем-то никак не меньшим, чем знаменитый полёт Гагарина. Оцени сам.

И другая песня из репертуара Неру меня поразила. В ней был некий девиз той свободе поведения, которой не было практически нигде, если в этом месте оказывались взрослые. Там, в мире на свою беду выросших детей, вечные собрания, митинги, демонстрации. А здесь… вольный дух, товарищество, настоящее счастье. И Неру, хоть и не пацан уже, но не стал скучным, не превратился в вечно недовольного жизнью запойного пролетария. Взрослый, но совершенно не вписывающийся в рамки уложений, которые в школе завуч обухом в наши тупые головы вколачивал с марксистской прямотой и ленинским прищуром в глазах.

А ведь текст-то такой, в сущности, дурацкий и ёрнический.

Интересно, когда-то эти слова казались мне картинкой из покуда незнакомой, но в сущности прекрасной жизни, которая ждёт меня в недалёком будущем. Когда я уеду из родного города навсегда. Что ж, позднее случалось мне переживать нечто подобное, и даже не раз случалось, как ты понимаешь. Но никогда я не мог достичь того состояния лёгкой возвышенности, в которое впадал нетрезвый Неру, исполняющий свои пассажи на расстроенной гитаре.

Позднее, когда мне было лет, кажется, тринадцать, Неру куда-то пропал. Болтали, что его задержал пограничный наряд при попытке перехода «рубежей нашей великой Родины», а потом Равиля осудили на длительный срок. Но подтвердить или опровергнуть это известие никто не мог. Вот так ушёл из моей жизни стиляга Равиль по прозвищу Неру. Ушёл, но многое оставил в душе впечатлительного парнишки.

Но развлечение развлечению рознь. Имелись и вполне одобряемые взрослыми – например, рыбалка.

– Всё детство моё связано с речкой Черемшан. И летом, и зимой она под боком. Летом рыбу в ней ловим, зимой снег расчистим и на льду в хоккей гоняем. Ну, что ты, без коньков, конечно. Коньки, настоящие, которые на ботинках, по тем временам – безумная роскошь. Правда, были ещё «двухполозки» – коньки, которые можно к валенкам привязать при помощи шнуровки, – но на них ездить по бугристому льду очень тяжко, можно лодыжки запросто повредить. Так что проходили наши хоккейные схватки в командах, обутых, главным образом, в валенки.

Черемшан – звучит красиво. Не оттого ли, что по его берегам обильно растёт дикий чеснок – черемша? Или на то есть другие причины?

Местные названия, вообще говоря, бывают иногда забавными. Вот, например, в Димитровграде уклейку называют не уклейкой, как принято на Волге, а синтёпкой. И никто не знает, отчего такое закадычное и доброе заглавие у этой рыбки невеликой.

А с ним, с этим названием, у меня почему-то всегда ассоциируется картинка из детства.

Река Черемшан неподалёку от города протекала. Маленькая, узкая, почти ручей, но местами и вполне себе – водная артерия: вброд не переправишься.

Помню: мостик деревянный. Мы с пацанами только что закончили 9-ый класс. Рыбалка. Прикорм и всё такое. Выпили малость для куража – что за рыбалка всухую? Рыбалка без спиртного – рядовое мероприятие, а с водкой – деяние культурное. Но на водку обменять складчину для школьных завтраков никогда не получалось.

Что пили? Бормотень какую-то, в самый раз плинтуса красить. Да уж на что денег хватило, мой милый… Не Рокфеллеры, чай…

Винище тогда у нас самодуром звали, на гондонно-макаронной фабрике его разливали. Где-то его «слёзы Мичурина» нарекли, а у нас в Мелекессе иначе. «Хрушовкой» эту мерзость величать изволили. Но ничего, пацаны пили и не жаловались. И выросли большие и местами красивые. Там, где молью не побило, и кукурузу не культивировали.

Как сейчас помню, на полуострове Баянд а это происходило. Место в те времена было почти дикое. Можно и рыбы наловить, и ягод набрать. Главным образом – ежевику.

О чём это я? Ах, да…

Ага, расселись на берегу, значит, рыбалим. Поплавки у всех замерли, будто приклеенные.

На другом берегу стоит дед, седой и тощий, будто сучок на высохшей берёзе. У деда язи, а у нас хрен, да малявки в этой связи. Ни одной синтёпки тебе для полноты рыбацких ощущений. На что ловите, дедуня, спрашиваем? А рыбак что-то на нас окрысился, будто мы у него рыбу уводим, а не он у нас, и говорит со злой ухмылкой: «На гимно жёванное ловлю, унучки. На гимно…»