Развернув кресло к окну, Дубенко вслушивался в ровный гул проезжавших мимо окон машин. Мысли вновь вернулись к ушедшей девушке. Лет пять назад он бы не упустил возможности попользовать ее. Дубенко знал, что женщин к нему тянет. Время от времени они появлялись в его жизни, не задерживаясь в ней более, чем на полгода. Сказать, что он не влюблялся, ничего не сказать. Он даже не испытывал никаких симпатий к «объектам». Здоровое мужское начало требовало своего, и он кидал к ногам этого самого начала очередную жертву. То, что они жертвы, он понимал. Любовник он был никакой, заботясь только о себе, но не о партнерше. Насытившись, он мог буквально пинками выгнать рискнувшую связаться с ним женщину из своей квартиры, не думая, что на улице уже хорошо за полночь. Впрочем, иногда он заказывал им такси. Тех, кто жил в его квартире, чаще всего выполняя работу домработницы и кухарки, он через некоторое время переставал замечать. Часто, забыв, что в доме уже живет одна женщина, он приводил другую. Скандалы по этому поводу сводились к тому, что он оставлял соперниц разбираться, а сам садился к телевизору, включая громкость на полную.
Выйдя через пару часов на кухню, он обычно заставал только одну из них. Что тянуло их в его холостяцкое жилище, он не знал. Минимум мебели и полное отсутствие того, что все называют «милыми пустячками», могло отпугнуть даже мужчину. Видимо, чисто интуитивно женщины понимали, что здесь им открывается простор для приложения своей фантазии по части обустройства и наведения порядка. Дубенко откровенно радовался, когда делал крутой «облом» их планам. Занавесочки срывались и бросались в мусорное ведро, а керамические вазочки смахивались им со стола и разбивались. Вместе с этим и разбивались мечты несостоявшейся хозяйки. Только однажды он допустил оплошность. Ее звали Сулико, как и его маму. Кто и зачем назвал эту русскую девушку грузинским именем, он не знал. Она была молчалива и нежна в постели. Она умела довольно ловко уходить от его вопросов о себе, отвлекая его поцелуями и ласками. Не очень скоро он понял, что его берлога превратилась в уютную квартирку. Веселенькие шторки прикрывали кухонное окошко, на подоконниках откуда – то взялись горшки с фиалками и кактусами. А в спальне, на полу около окна в огромном вазоне росло лимонное деревце, на котором висело несколько желтых плодов. Он даже потрогал их руками, понюхал и помял, чтобы удостовериться, что они настоящие. Сулико только тихо посмеялась над ним, а вечером, сорвав самый большой лимон, порезала его на тонкие ломтики и красиво уложила на тарелочку. Да и тарелки такой у него не было: черная, с золотым ободком, а в центральном круге – выпуклый рисунок танцующей пары в старинных платьях. Тогда он понял, что не сможет отказаться от Сулико. Она ни в чем не стремилась ему угодить, не спорила с ним, но чудным образом обнаруживалось, что вышло все по ее, а не по его желанию. Ее насмешливый ротик кривился в необидной ухмылке, когда она видела его растерянность. Маленькие ручки обхватывали его мощную шею, и она всем телом прижималась к нему, как бы говоря, что она любит его за его же слабость. Благодарность и покорность, как ему казалось, были искренними потому, что все заканчивалось в постели. Они требовали друг с друга на равных, нимало не заботясь о том бесстыдстве, которое всегда прорывается только у голодных и жаждущих любовников. Он расслабился, не заметив, как пролетели полгода, потом еще год.
Но однажды, придя со службы, он не обнаружил ее дома. Это было настолько необычно, что он сразу подумал о самом плохом. Ее могли выкрасть, увести силой, обманом или еще как. Бестолково бегая по квартире, он, наконец – то стал примечать отсутствие кое – каких предметов. И только не обнаружив на привычном месте лимонного дерева, он стал догадываться, что она ушла сама. Кроме цветов, цитрусового деревца и расписной тарелки, она не взяла ничего. Колечки и цепочка, подаренные им в порыве невесть откуда взятой щедрости, остались в шкатулке на тумбочке. Он даже не обиделся. Он простил ее заранее, отрепетировав слова прощения, которые он ей скажет, когда она вернется. Через неделю, в очередной раз наткнувшись вслепую на цветастый половичок, купленный ею в каком – то занюханном магазинчике, он расплакался, как ребенок. Он и стал на миг ребенком, к которому вернулась боль от сознания, что он брошен. Как и тогда, много лет назад, когда умерла мать, его мама Сулико, бросив его в этом мире на чужого дядьку, который так и не стал ему отцом, как ни старался. Дубенко – старший был слишком слаб, чтобы стать примером для сына своей красавицы жены, гордой грузинской женщины, которую судьба привела на богатую Гуцульщину. Плача, он повторял имя Сулико, то ли вспоминая мать, то ли горюя о потерянной любовнице.
Читать дальше