Алексей Сухих: Жизнь ни за что. Книга первая

На рыбалку ходили ватагой, обычно не менее четырёх ребят. Родители иначе не отпускали. Ходили с ночёвкой на одну ночь. На большее время также не отпускали. И не позднее одиннадцати утра ватага уже была за городом на ходовой тропе, чтобы послеполуденную часть текущего дня и утро следующего посвятить рыбалке, потом отдохнуть, покупаться, позагорать и к вечеру обязательно вернуться домой. А уж кто и что поймал – это уже как повезёт. Обычно от килограмма до двух – трёх, не более и, в основном, сорожек, окунишек. А если кто, не гонясь за престижной рыбой, переключался на пескарей, то нёс в сумке сотни полторы вкуснейших рыбёшек, которых в жареном хрустящем виде Лёнька, давно ставший Леонидом Ивановичем, все равно продолжал считать деликатеснейшей рыбкой. А вот пойманных раков добычей не считали и съедали на реке. Ночёвки обычно проходили без сна у костра над притихшей водой. Испечённый в раскалённой золе и отмытый в холодной речной воде крупный рак доставлял удачливому ловцу наслаждение во время еды и воспоминание о невозвратимом времени на долгие годы. Уже потом, через десятилетия Леонид Иванович пройдёт вдоль берегов этой речки километров двадцать. Индустриализация и химизация сельского хозяйства сделает своё жестокое дело. Вместо светлой прозрачной речки он увидит жалкий ручей с мутноватой водой без признаков водной жизни и даже без камышей.

Когда лето подходило к концу, Лёнька переключался с рыбной ловли на охоту Друзей охотников было значительно меньше, чем друзей рыбаков. Но двое – трое пацанов компанию всегда поддерживали, поскольку не то что беззаветно любили природу, а были просто детьми природы. На уток охотились в пойме той же рыбьей речки, а на боровую дичь соответственно в бору, который привольно раскинулся на юг и восток от самых окраин городка. Ружьишко у Лёньки было одноствольное двадцатого калибра, которое оставил ему «по наследству» старший брат, когда уехал на учёбу в Ленинград. Он уже заканчивал своё обучение и распределился в Горький. Ружьецо, как понимал Лёнька, не подходило для настоящего охотника и годилось только для мальчишки, каким и был его брат, когда это ружьё получил в подарок от отца. Но Лёнька был невероятно горд и когда шёл с ружьём по улицам, и вдвойне горд, когда удавалось возвращаться с пристёгнутой к поясу добычей. С боевыми припасами у мальчишек было плоховато. Дробь они делали сами, раскатывая на сковородках нарезанный кубиками свинец, а порох собирали по крупинкам у взрослых охотников, перетерпливая порой немалые унижения. И снаряжая патроны, отмеривая порох казённой меркой, пацаны всегда думали о бесценности патрона и о том, что мазать нельзя. Не уверен, не стреляй!

На охоту Лёньку всегда сопровождала его собака Джульба. Как и все дети, он очень хотел иметь собаку. Достатка не было в доме, и мечта казалась несбыточной. Но однажды осенью уже в морозные дни, когда ему шёл десятый год, отец принёс домой крохотный комочек живого собачьего существа, чистейших кровей дворняжку, махонькую самочку, собачью дочку. Но как Лёнька её полюбил, и как она полюбила Лёньку. Нет, она не спала с ним в одной постели. Она была дворняга и жизнь ей была определена во дворе, где она и жила до взрослости вместе с поросёнком и каталась на нём верхом. Когда собака подросла, Лёнька всегда брал её в лес. На рыбалку она ходить не любила. Там надо было сидеть тихо, ждать чего-то. А её натура требовала действия. В лесу было, так как надо. Подрос Лёнька, подросла и окрепла Джульба. Она была дворняга, но любила погоняться за зайцами, находила и пугала косачей в густой траве и ей не трудно было сплавать за подбитой уткой. И она никогда не терялась и, пропадая на час, другой, всегда возвращалась к хозяину и получала в награду лакомый кусочек сахара. Когда наступала зима, и выпадал глубокий снег, Лёнька ходил в лес на лыжах и собаку не брал. Джульба повизгивала, но слушалась и, проводив хозяина до перекрёстка, возвращалась домой. Зимой в лесу было таинственней, чем летом. На свежем снегу веером и тропками рассыпались во все стороны птичьи и зверьковые следы. А нахалы зайцы по ночам устраивали бесшабашные гулянки и уже на опушке леса вытаптывали такие тропы, что можно было снимать лыжи и идти по тропе, выглядывая по следам, куда сиганул последний пробежавший по тропе зайчишка. Тетерева в ясную погоду десятками усаживались на отдельно стоящую могучую берёзу подкормиться почками и чернели как вороньё. Но взять их было непросто. Обычно просчитав маршрут отлёта, один из охотников заходил с нужной стороны и спугивал стаю в сторону спрятавшихся в кустах остальных охотников. Стрелять приходилось влёт. И далеко не каждый молодой охотник добивался успеха. Но это были радостные дни. С середины февраля до мая охота запрещалась. И природа и люди ждали весны.