Валерий Богушев: Избранное. «Любовь и море» и другие рассказы

– Неплохая идея, – сказала девушка. – Записывай адрес. Я буду ждать…

Илья Николаевич, мужчина среднего возраста, отработал на Крайнем Севере добровольно пятнадцатилетний срок и возвращался «на материк», на юг Европейской части отогреваться и начинать новую жизнь.

Из-за метели самолёт задержался на трое суток, и оказались в Домодедово только утром тридцать первого декабря. Домой к Новому году было уже не успеть.

Илья, как прилетел налегке, с одним портфелем, первом делом добрался до станции метро «Смоленская». После глухого таежного поселка хотелось окунуться в предпраздничное оживление столичного центра, начав, по-обыкновению, со Старого Арбата. Было солнечно, слегка морозило. Снег непривычно мягко, без звенящего полярного скрипа хрустел под добротными импортными подошвами. Бывший северянин был одет в серое пальто и шапку из волка. Лицо сосредоточенно-серьёзное, почти хмурое, но в серых глазах таилась усмешка, будто он вот-вот вспомнит какой-нибудь забавный случай.

Зашёл в кафе, взял горячих сосисок и пепси-колу. Сквозь тонкий картонный стаканчик даже огрубевшими пальцами ощущал, как быстро всплывают крупные пузырьки газа. После завтрака настроение ничем не ограниченной бродяжьей свободы окончательно завладело им. На зубах от пепси-колы остался приятный налёт.

Неподалёку возле театра расположились ряды художников. Его, словно магнитом, потянуло в этот обособленный мир уличного творчества, не претендующего ни на что, кроме небольшого вознаграждения. Одни уже заканчивали портреты, другие только начинали, усадив на складной стульчик очередного желающего. Иные живописцы без дела топтались на месте, чтобы не замёрзнуть, и зазывали прохожих. Соглашались запечатлеть себя в основном девушки с наивной надеждой на лицах, как будто ожидали каких-то чудесных превращений. Илья неторопливо переходил от мольберта к мольберту, оценивая, насколько похоже рисуют, и убедился, что похоже, хотя и в разной манере. Мостовую устилали натюрморты, пейзажи и портреты. Он рассеянно скользил по ним взглядом, пока не почудилось, что с холста в небольшой рамке за ним c усмешкой наблюдает знакомое лицо. Господи, сколько он не видел ее: должно быть тысячу лет! Возможно, и не она, но сходство поразительное. Она была здесь такой, какой приснилась ему, когда ей было девятнадцать. Те же огромные черные, внимательные и ироничные глаза, вздёрнутый нос, умопомрачительные надменные и чувственные губы. Портрет написан маслом в теплых коричневато-золотистых тонах. Илья и мечтать не мог о такой находке. Но пожилой художник в чёрном берете и короткой кожаной куртке был весь поглощен работой, отвлечь его было неловко.

Илья вспомнил, как нежданно-негаданно познакомился с ней на студенческом празднике, – она выделялась редкой, дразнящей красотой. Ему льстило, что у нее было множество поклонников. Она закружила его в своем легком озорном вихре, удивив тем, как можно независимо жить в том огромном пространстве, которое доступно любому человеку и, словно смена времен года, неподвластно чужому произволу. Он любил ее и любил открывшийся вместе с ней простор, от которого захватывало дух…

Но все это продолжалось недолго… Она исчезла из его пространства, оставив один на один с померкшим как-то разом настоящим и еще более беспроглядным будущим… Не давала покоя странная мысль, что, если бы он проявил настойчивость, Юля никуда бы от него не делась, и все пошло бы по-другому, с тем особенным и ясным смыслом, который она излучала.

Он кое-как дождался диплома и отправился по распределению на Север, надеясь в перемене мест и «сопротивлении ветра» (как однажды неодобрительно выразилась она) обрести почву под ногами.

Чем тяжелее было дело, которым он занимался, тем чаще вспоминал ее. И порой начинало казаться, что на свете вообще нет ничего недостижимого.

В самом начале карьеры он поругался с начальником, перевелся в бурильщики и первые пять лет вкалывал на разбросанных в тайге буровых. Вахты длились по полмесяца. Летом жара и комары, зимой – морозы за пятьдесят. Он «просто так, от скуки» закончил заочно математический факультет в Новосибирске. Толстую книгу в черном переплете «Высшая математика. Избранные главы» читал с наслаждением, как любимые стихи или детектив, и между сменами, охотой, рыбалкой и преферансом выучил ее почти наизусть. Потом его стали быстро продвигать по служебной лестнице, он мог защитить диссертацию, но не счел нужным.