– Суда еще не было. Может, наговоры, может, конкуренты сводят счеты, может, он и не таким плохим был, как это хотят представить.
– Был? Почему был? Ты считаешь, что его уже нет в живых?
– А черт его знает.
– Он большими капиталами ворочал? Как считаешь?
– Скорее всего, так. Откуда бы он взял деньги на такой большой залог, зная, что его изначально потеряет?
– Почему?
– Скрывшись от следствия, вся сумма внесенного залога обращается в доход государства. Плакали, как говорится, денежки. Хотя… Деньги не такие уж и большие… Судья, определившая размер залога, явно поскромничала.
– Слушай, а что ты думаешь насчет претензий по адресу судьи?..
– А конкретно?
– Журналисты намекают, что имела место быть взятка, что освобождать Курдюкова под залог никак не следовало.
– Чисто теоретически, не исключается и такая возможность, Иван Митрофанович, но, как у нас говорят, не пойман – не вор. А сплетничать… Так на это нынешние писаки горазды.
5
Они неспешно шли по улице. Дул сильный, но теплый ветер прямо в лицо, поднимая в воздух пыль, пустые полиэтиленовые пакеты, которые, будто кем-то специально запущенные воздушные змеи, то взмывали высоко-высоко, то медленно, выписывая на фоне безоблачного неба замысловатые зигзаги, приближались к земле. Почки на придорожных тополях взбугрились, значит, набухли и вот-вот могут появиться первые нежно-зеленые листочки. Сквозь городской шум с трудом пробивалось веселое пощелкивание скворца. Он радостно извещал миру, что в его семье все в порядке, что его сытая и всем довольная подруга в гнезде, что еще чуть-чуть и будет в семье пополнение, и наполнится скворечник неустанным писком прожорливого и ненасытного потомства.
Капитан Самарин искоса поглядывал на рядом размеренно шагавшего подполковника. Тот молчал, хотя прошли они уже метров двести.
Самарин решил напомнить:
– Вы хотели о чем-то поговорить…
– Я… в некотором смущении. Иду, вот, и все думаю: стоит или нет затевать этот разговор.
– Что вас останавливает, Александр Сергеевич? Не доверяете? Мне?!
– Ты только не обижайся… Ты же сам сыщик… И прекрасно понимаешь, что главное наше с тобой качество – это умение держать язык за зубами. Ведь так? – Самарин в знак согласия кивнул. – Мы – не прокуроры, которым по долгу службы полагается быть говорливыми, хотя именно они и зачастую проигрывают в краснобайстве адвокатам.
– Согласен. С месяц назад был на одном судебном процессе, в качестве свидетеля по делу привлекли. Да, я вам об этом докладывал, помните? – Фомин кивнул, провожая взглядом, как он метко выразился однажды, гроб с музыкой, то есть местный трамвай. – Сторона, поддерживающая обвинение, говорила длинно, путано, неубедительно, непонятно даже судьям.
Фомин, дождавшись паузы, продолжил излагать свою мысль, сидящую в голове, будто заноза:
– Тем более это важно сейчас, когда люди за информацию платят огромные деньги… Такие деньги, что нам с тобой и за год не заработать. Так что…
– Я это понимаю. Однако не всё, к счастью, покупается, – Самарин многозначительно посмотрел в глаза Фомина, добавив, – и не каждый продается.
То ли последние слова коллеги убедили, то ли у него просто не было иного выхода, но Фомин сказал:
– В общем, исключительно между нами…
– Могли бы и не напоминать.
Самарин обиженно отвернулся. Но Фомин сделал вид, что этого не заметил.
– Скажи-ка, ты хорошо знаешь Кротова?
– Кого-кого? Кротова?!
Фомин, повернув голову в сторону собеседника, внимательно посмотрел в лицо.
– А что ты так удивился? Как будто, невесть о ком спросил.
– Он же заместитель начальника отдела по воспитательной работе… майор…
– И что из того? Генерал-полковник Чурбанов… Слышал о нем?
– Да. Он был в нашем городе. Тогда я только-только поступил в нашу школу милиции. Такой у нас шмон наводили – просто ужас какой-то. Говорили, что Чурбанов может посетить школу.
– Был?
– Нет. Он в Тагиле-то пробыл тогда всего несколько часов… Байки разные ходят до сих пор. Вот одна из них: приезжал, говорят, за тем, чтобы место для сидения себе подобрать – покомфортнее.
Фомин напомнил:
– Ты не ответил на вопрос.
– Если по правде, то его мало кто в управлении хорошо знает.
– Почему?
– Закрытый уж очень: о себе – ни единого слова.
Фомин рассмеялся.
– Но я не меньше его скрытничаю.
– Вы – не то… Вы – другое дело…
– Как тебя понимать?
– Кротов – особенно ни с кем не общается. Не контактный, то есть. Наверное, дорожит своей репутацией, мечтая о карьере.
Читать дальше