Владимир Козлов - Хвост фюрера

– Глеб никак ты! – растопырил для объятия он руки.

– Я Иван, видишь, здоров и невредим, – обнял он своего соседа, – правда, кеглю потерял на кичмане, – показал Глеб на протез.– Обидно конечно, войну прошёл без царапины, а от суки позорной пострадал.

– Главное жив и здоров, а нога новая отрастёт, – взбодрил его подвыпивший Иван.

– Нога, это не гриб, – отрасти, не сможет, – не понял он юмора соседа.

– Хрен с ней с ногой, давай мы с тобой за встречу хряпнем по мерзавчику? – предложил Иван.

Иван купил бутылку Зубровки, ливерной колбасы и пива. После чего они расположатся около обрыва речки. К ним присоединятся ещё трое молодых мужиков с их улицы, которые Глеба не знали раньше, но слыхивать слышали, что родственник Черноскутовых сидит в тюрьме.

У мужиков было два литра самогона и отварная свиная печёнка, завёрнутая в газету. Иван Горбунов не устоит перед таким изобилием спиртного. Пропуская внутрь, стакан за стаканом он вскоре окажется распластанным на зелёной травке. Глеб взвалит на плечо Ивана и принесёт к его дому, уложив того на поленице дров.

Утром Иван Горбунов расскажет, Феликсу Дильсу, про встречу с Глебом. От чего Феликс только перекосится, но промолчит.

Он вспомнил, когда отправляли на этап Тагана: – тогда Феликс был нарядчиком на зоне и вместе с надзирателями пришёл собирать Глеба в дорогу. В тот день вместо прощального рукопожатия Таган чуть своим на спех сделанным местным санитаром протезом не проткнул ему живот.

«Не приближайся ко мне паскуда, – твоё место на параше», – бросит ему Глеб в лицо.

«Глеб я никогда не был тебе врагом, – скажет ему тогда сдержанно Феликс, – и пусть твоя светлая душа, не ищет во мне отхожего места…»

На свободе они впервые встретятся около того же пивного ларька, который стоял на берегу реки окружённым со всех сторон двухэтажными домами и поэтому этот ларёк назывался у горожан, как и вся прилегающая местность «Кубик».

Феликс был в дорогом костюме и лаковых штиблетах. Зачесанные на бок волосы и тонкий пробор на голове, делали его похожим на артиста. Глеб с протезом и клетчатой зелёной рубашке без восхищения посмотрел на ухоженного Феликса, – эту черту хорошо одеваться Глеб помнил со школьной скамьи, но так – же не забыл их первую встречу на делянке у костра. Сравнив того Дильса с прежним модником, он всё равно в душе тайно немного позавидовал ему, но виду не подал. На этот раз не было того приветствия Феликса, когда он Тагана увидал вместе с именитыми ворами у костра. Он вообще не стал протягивать ему руку, потому, что знал, Глеб ему взаимностью не ответит на его приветствие. Так, как он свою досрочную свободу заслужил, работая нарядчиком, о чём хорошо знал Таган. А значит, для него Дильс был той же сукой, из-за, которой он потерял ногу.

– Давно освободился? – только спросил он.

– Я всю жизнь свободный, – спокойно ответил Таган, – так – как мне не приходилось шлифовать сапоги хозяину и одевать лычку на рукав.

– Брось ты Глеб вспоминать трудные годы? – взмолился Дильс, – у меня трое детей росло. Я должен был освободиться раньше. И жизнь сейчас другая на свободе, никак раньше. Никита Хрущ хоть косяков и нарезал, но обогрел не только весь народ, но и про нашего брата не забыл. Давай не будем коситься друг на друга? Сам понимаешь мне глубоко плевать на мнение других о моём прошлом, так – как никто не знает на нашей улице вкуса тюремной пайки, кроме тебя и меня. Тем более я никогда никого не закладывал на зоне. Сидел нормально. Обид на меня блатные не имели. Мало того, я многим твоим друзьям оказывал существенные услуги. Сам посуди, – были немцы, были и полицейские, но многие из них не были подонками. Они помогали свалить фашистский режим, работая на партизан и подполье. Примерно такое же творилось и на зонах. Будь я ярым козлом, давно бы уже кормил червей. Поэтому мне на глаза не давит моё прошлое, ни перед тобой и тем более ни перед земляками. Понимаешь, – ну не знают они вкуса тюремной пайки! – повторил он.

Таган допил пиво и, отдав, пустую кружку буфетчице сказал:

– Ты прав они не знают вкуса пайки, они не знают и что вся система ГУЛАГА перенята от фашистских концлагерей. – Глеб на секунду задумался и. посмотрев в упор в глаза Дильса, выразительно добавил:

– А я не хочу знать тебя!

Таган без ненависти посмотрел в красивое лицо Феликса и, отвернувшись от него, давая понять, что разговаривать больше с ним не желает, захромал на своём протезе, который, врезаясь в рыхлый песок, заставлял его хромать ещё больше.