Array Коллектив авторов: Сценарист. Спецвыпуск. Сценарии Наны Гринштейн

А.М.: А это была первая мастерская Арабова? Я так понимаю, они ещё с Дубровиной Татьяной Артемьевной её вели?

Н.Г.: Да, это была самая первая мастерская Юрия Николаевича Арабова и любимой Татьяны Артемьевны Дубровиной. Это было то время, когда настолько все ломились на его лекции, что люди сидели в коридорах перед открытой дверью, висели на люстрах, на подоконниках ютились. И это было счастье, конечно, это было прекрасно!

А.М.: У каждого мастера есть свои методики. Мне в этом смысле повезло, потому что я попал к Бородянскому. Интересно, а как учил Арабов? Он выращивал или, как скульптор отсекал лишнее? Можете что-то сказать о его, скажем так, педагогике? Все говорят, о том какие у него лекции прекрасные, и это действительно очень классно. И я знаю, что он не только энциклопедически образованный человек в истории искусств, но и очень много смотрит современного кино, что делает мало кто из мастеров. Как он воздействует на ученика, чтобы добиться нужного результата?

Н.Г.: Как мы работали? Мы приходили с замыслом, например, он мог быть записан или мы могли его просто рассказать, и дальше начинался такой очень серьёзный мозговой штурм, которым Юрий Николаевич очень точно руководил, помогая нам вычленить, что за историю мы рассказываем. Потому что зачастую бывает так, что я чувствую, что в истории что-то есть, я называю это влажность, какие-то картинки, какие-то сюжетные линии, т.е. рассказать могу, но сама ещё не знаю, что я рассказываю. А Юрию Николаевичу удавалось вычленить сюжет, историю, которую мы рассказываем. Это происходило в таких серьёзных мозговых штурмах, в которых участвовала вся мастерская и, в которых конечно, ведущую роль выполнял он. И дальше начиналась нормальная работа над сценарием, когда мы писали несколько драфтов, обсуждали каждую деталь, думали, чего не хватает на каждом этапе, решали проблему второго акта, скажем, или что-то ещё. То есть это были серьёзные практические занятия уже с текстом. Но главное для меня было в этом то, что я научилась видеть зерно. Может не до конца научилась. Я этому училась, учусь и буду ещё учиться. Но увидеть историю в каком-то потоке, в талантливом, интересном, но потоке, увидеть при этом зерно, это не так просто, как кажется. Иногда история, которая зашита в первоначальном драфте, совершенно отличается от той, которая, казалось, есть в самом начале. Мы шли как бы по ступенечкам и всё ближе и ближе подходили к какому-то сюжету, к какой-то истории, в которой уже могли быть совершенно другие персонажи, могли совершенно измениться обстоятельства, про которые только мы знали, что это действительно то, что было вначале. И это очень интересный метод, очень интересная захватывающая работа. И никогда не было ситуации, в которой, например, какой-либо из наших замыслов был бы просто абсолютно, отвергнут или, скажем, нас так поругали, что после этого не хотелось бы работать. Если Юрий Николаевич нас когда-то ругал, то это был тот способ «ругать», после которого человеку хочется работать.

А.М.: А бывали случаи, когда Вы чувствовали, что мастер не прав, что надо настоять на своём, что он говорит так, а на самом деле нужно по-другому и будет лучше? Бывало такое?

Н.Г.: Возможно бывало. Но я тогда делала так, как я хочу. Надо сказать, что Юрий Николаевич был и есть очень демократичен. Он слушал нас, и для него было важно, чтобы мы рассказывали то, что мы рассказываем. Тут не было никакого диктата. После окончания какого-то очередного штурма у нас всегда был выбор. И он всегда это акцентировал: «Вы можете сделать так, а можете сделать так». И обычно по окончанию штурма у нас всегда было несколько вариантов развития событий. Мы могли выбирать. Или говорил: «Пишите так, как вы хотите, и посмотрим, что из этого выйдет». В общем, была свобода.

А.М.: Это на самом деле самое приятное и самое интересное в нашей работе, пока идёт какое-то вызревание. Потом, когда начнётся переписывание, и переписывание, и переписывание – это уже, конечно, мука мученическая. Есть авторы, которые меня поражают совершенно. Например, две девушки, с которыми я общаюсь, это два разных автора, они не закрепляют сценарий до момента его фиксирования на бумаге. То есть он всё это время зыбкий. И в то время, когда он ложится на бумагу, он ложится окончательно. И это для меня, конечно совершенная загадка, потому что я переписываю много раз и мой рекорд – 26 драфтов. Причём это обычный детектив для канала НТВ. И ты дорабатываешь, дорабатываешь сценарий уже на бумаге. А как у Вас с этим?