Григорий Шепелев: Шеф

– Ну, как бильярд? – поинтересовался Олег, усаживаясь напротив.

– Великолепно, – хрипло проговорил чеченец, – а как рулетка?

– Я две недели ее не видел. Однако есть вариант один… Это бомба! Самая настоящая бомба! Завтра уж точно возьму быка за рога…

– Ты уж сотни раз это говорил.

– Равшан! Пожалуйста, дай мне денег!

– И не мечтай, – ответил чеченец, опорожнив бокал, – верни то, что взял. Не вернешь к субботе – включаю счетчик.

Отведав ром, Олег возразил.

– Верну, если дашь еще. У меня есть план.

Равшановы глаза вспыхнули.

– Опять план? Опять? Полгода уже ты бредишь и просишь деньги на этот бред! Надоело слушать! На дело – дам, на бред – не мечтай! Короче, есть дело…

– Не для меня, – отрезал Олег, – я только что из Бутырки и не горю охотой туда вернуться.

– Ты под подписку вышел? – спросил Равшан, прикурив.

– Нет, дело закрыли.

– Самоубийство?

– Можно сказать, что да.

Инга залилась глупым смехом.

– Равшан, мне нужен дозняк, – прошептал Олег.

– Олег, а ты не забыл, сколько ты мне должен? – спросил Равшан, быстро оглядевшись, и сам ответил на свой вопрос, – две тысячи баксов и за два чека…

– Равшан, два чека не в счет. Ты дерьмо мне впарил.

– Олег, а так вот не надо. Ты знал, что брал!

– Хорошо, согласен. Дай мне еще один, и я буду должен тебе две триста.

– Нет, Олег, нет! Это будет длиться до конца света. Лучше товар и деньги в печку бросать, чем тебе давать – больше толку, огонь горит. Вот если бы ты…

Олег положил на стол свой браслет. Матовый свет люстры заполыхал на золоте, задрожал потоками искр на гранях сапфиров и бриллиантов. Изо рта Инги выпала сигарета. Официантка, шедшая мимо, едва не выронила поднос.

– Ого! Продаешь? – прохрипел чеченец, схватив браслет двумя пальцами и приблизив его к глазам.

– Быстрее соображай! А то…

– Ладно, ладно!

Надев браслет на левую руку, Равшан окинул Олега цепким, звериным взглядом и покусал губу.

– Олег! Я не знаю, откуда взял ты этот браслет – украл или с трупа снял… поэтому давай так. Две двести ты должен был. Две триста получишь прямо сейчас, плюс – дури на пятьсот баксов. Неделю будешь роскошнейший кайф ловить! В облаках летать!

– Мне нужно взлететь повыше.

– Олег, я лучший товар даю! Отвечаю! Клянусь Аллахом! Во всей Москве не найдешь такого…

– Ну, ладно. Договорились.

Инга, скорчив Олегу страшную рожу, пнула под столом пяткой его колено и покрутила у виска пальчиком. Но Олег и без Инги знал, сколько он теряет на этой сделке. Однако каждый час промедления уносил с собой, как ему казалось, вагоны таких браслетов. Достав бумажник с инициалами, Равшан отсчитал двадцать три купюры с портретом Франклина и швырнул их на стол.

– Приноси еще такие стекляшки. Товар тебе привезут до восьми часов.

– Ты только не продавай браслет, – попросил Олег, пересчитав деньги, – завтра я дам тебе за него реальную цену.

– Жду ровно сутки, – предупредил чеченец, вставая и поднимая за локоть Ингу. Та, надев туфельку, злобно скалила на Олега свои импланты. Друзья Равшана и три модели ждали возле дверей. Идя туда за Равшаном, Инга порывисто оглянулась. Ее глаза – глаза двадцатитрехлетней Мишель Мерсье, уже не горели злобой, а блестели слезами. Олег не перехватил этот взгляд. Осушив бокал, он велел Наташке позвать Ахмеда.

– Ахмед, – сказал он, как только хозяин бара пришел и сел рядом и ним, – сейчас я отдам тебе все долги.

– Какие долги? – удивленно спросил Ахмед. – Ты мне за шампанское только должен.

– Я думаю, это было самое дорогое в мире шампанское.

– Нет, не самое дорогое. Семьсот рублей.

Олег положил на стол семь американских бумажек. Ахмед нахмурился.

– Не нужны мне чужие деньги! Обидеть хочешь? Дай Наташке сто баксов и возьми сдачу.

– Ахмед! Послушай меня.

– Ну, слушаю.

– Я придумал план. Если он удачный – для его воплощения мне достаточно будет полутора тысяч. А если он неудачный – эти семьсот меня не спасут. Возьми, пожалуйста, их на случай, если я вдруг опять без денег к тебе приду.

– Хорошо, Олег, – с печалью сказал Ахмед, помолчав немного, – я их возьму. Но ты крепко помни, что у меня – твои семьсот баксов.

И Ахмед ушел, забрав деньги. Олег налил себе еще рома, выпил и закурил, откинувшись на высокую спинку кресла. Он видел сны наяву. На него напала его тоска – тоска, сосущая сердце, как заунывный плач ночной птицы из степных далей, как предрассветная тишина, как Северное сияние. Приползла она на свирель «Одинокого пастуха» Поля Мариа, зазвучавшую из динамиков после серии песен Элвиса. С шумной набережной Москвы-реки, поблескивавшей багрянцем заката, грустно и удивленно смотрела на окна бара тонкая девушка с темно-русыми локонами. Ее звали Нина.