Вадик, так звали нашего нового знакомца, оказался ребятёнком общительным, осведомленным и шустрым. Сидя за столом и поглощая с удивительной скоростью выставленные нами на стол припасы: шпроты, хлеб с маслом, остатки колбасы и сыра, кекс с изюмом, он успевал прихлебывать чай и заочно знакомить нас с устройством его родного города и многоэтажного жилища. И довольно быстро растолковал нам, что в общаге кто только не живет: и девчонки холостые, и парни, и семейные, и даже менты. Но в основном люд рабочий плюс довольно приличный контингент постоянно прикомандированных к стройкам монтажников из соседних областей. В городе очень много этих, как их, а, абреков и западных хохлов, приехали сюда на заработки, а местные девки их на себе переженили, вот и шляются теперь джигиты и бандеровцы по улицам, детей в колясках катают. На мой вопрос, а кто такие бандеровцы, Вадик, помолчав несколько секунд, коротко бросил: – Я же говорю, хохлы западные, – и развел руками, удивленный моей непонятливостью. Далее мы узнали, что опасаясь самогонщиков, и в целях усиления борьбы с пьянством и алкоголизмом, местные власти ограничили продажу сахара, и теперь в магазинах отпускают полкило в одни руки. Спиртное в городе продают три раза в неделю, с пяти до семи вечера, но только в одном магазине, менты приезжают, две машины ПМГ, а народу набивается ого-го, со всех окрестностей прут. В стекляхе витрины уже два раза толпа выносила. Но сейчас сварили загородку из толстых труб. Хорошо, что есть автоматы с газировкой, там сиропа много кладут, вода получается с виду, как квас. А еще вкусные булки делают на местном хлебозаводе. Повидла больше чем теста. А мяса, считай, нет, только камбала и палтус. И с картошкой напряженка, макароны и рис народ потребляет. Рыбу можно ловить, да с червями беда, земля каменистая, не накопать хороших, пожирнее. Вадика можно было слушать бесконечно. Мальчишка, видимо почуяв благодарную аудиторию и плотно подзаправившись, был в ударе. Он не скрывал своего огорчения, когда его прервали. Чтобы парень шибко не расстраивался мы отдали ему кулечек с карамельками и, предложив заходить еще, напоследок спросили, а где же его папка – мамка. Оказалось, что отца Вадик не помнит, а мама толком ничего об этом не говорит, только рукой машет, уйди мол. Сама же работает на заводе крановщицей по сменам. Живут они здесь, в семейном крыле. Живут нормально, даже хорошо. А гулять мамка ему дает плохую одежду, а то он, Вадик, и новую быстро состарит. Мама хотела его к бабке на лето спровадить, в Эльвек, поселок такой не очень далеко, да он с тамошней братвой не ладит, дерется все время. За сим наш юный Вергилий удалился, бросив на прощанье, что мы еще увидимся. А никто и не сомневался. Времени было достаточно, а городок, что пятак. И захочешь, не разойдешься, не спрячешься.
Пляжная скамейка была наверное когда – то частью комля довольно крупного дерева. Только сверху, там, куда присаживались отдыхающие, имелся плоский спил на всю ее длину, отполированный седоками явно не за один – два сезона. Примерно до половины своего диаметра бревно уходило в песок. Я сидел на нем с краешку и курил, коротая время до часа рандеву с наставницей Надеждой. Метрах в трех от меня, на покрывале, явно сдернутом с дивана в квартире, в томных позах расположились две подружки, девушки как девушки, обе светленькие, в общем ладные, поскольку молоденькие, не раскисшие еще, в купальниках одинакового кроя, только цветами разных, у одной красный, у другой синий. Девчата лежали, закрыв глаза, пытаясь урвать хоть малую толику уходящего на покой солнышка. Потом одна из них, в красном, приподнялась, села, порылась в холщовой сумке, стоявшей у ее ног, вытащив сигареты и спички. Закурила и вернулась исходное положение. Она глубоко затягивалась и, явно дурачась, шумно выпускала дым. Её подруга, не открывая глаз и не меняя позы, вдруг произнесла ленивым, чуть хриплым, голосом:
– Ж – а – анка… Эй, оставишь на пару тяг?
– Да иди ты на кукуй. – раздалось в ответ. – Вон пачка, целую возьми.
– Ну, Жа —а нка -а… Ну, не хочу я целую. Ну чего ты, как муракиска?.
– Да пошла ты в дрофу. – лениво протянула курившая
– Ну, чего ты как муракиска – а – а…
Я притушил окурок о торец бревна, встал, отряхнул брюки и медленно побрел к лодочной стации. Сзади еще довольно долго слышался диалог подружек с рефреном: « Жа – анка, ну, чего ты, как мураки – и – ска?». Девчатам явно было хорошо и комфортно. Отстояли наверное смену стерженщицами на формовке или малярами в окрасочных кабинах или еще кем – то в этом роде и теперь расслабились. Беседу ведут, светскую, неспешную, ни о чем. Лепота.
Читать дальше