– А я?
– Земляк! Помоги мне!
– Так в чём дело, Санечка?
– Мне грустно. Вспомнил Баку и солнце. А здесь – зима. И никто не сможет посидеть со мной за компанию, чтобы мы вспоминали Бакы, Каспийское море, бакинские девушки такие красивые, музыка играет так ласково…
– И мы пьём с тобой красное вино…
– Нельзя! – Он отчаянно замахал руками, будто отбиваясь от меня и оглядываясь. – Муслим! Пятница! Валико! – Он посмотрел на меня сначала страшно-страшно, потом – совсем жалостливо, потом с простотой земляка и хозяина дома, спросил:
– А можно?
– Нужно! Если нельзя, но очень хочется, как говорили во времена «Бакинского радио»… – начал я старую присказку, но он опередил меня:
– Эх, кто теперь помнит СССР – время друзей: анекдоты «бакинское радио», «армянского радио»… Па-адумали – отвечаем: канэчно, Валик-джан? – улыбнулся он хитро и облегчённо. – Неужели, можно? А как?
– Я не знаю, как? Сам говоришь – муслим. Пятница. Грех. Да и не знаю я, где в вашем провинциальном городишке можно вино купить? Мне – никто не продаст. Побоятся.
Он замер на миг, задумался, мгновенно оценил риски и опасности, прижал палец к губам и начал разматывать шейный платок, стягивать с плеч плед, сдвинул со лба кепку.
Я понял, что мы отправляемся за линию невидимого фронта, как минимум, или – на край жизни и света, точно.
На улице было темно. Холода мы не чувствовали, так было страшно. Мы шли переулком, поднимались на мост, спускались в лабиринт какого-то подземелья, где пылали языками огня раскалённые печи – а может, это была преисподняя?.. На огромных вертелах крутились в огне туши животных, возможно, баранов, но одна была огромной как жертвенный бык! А может быть, это был мамонт? Настоящий! Ревущий сильнее, чем ревел в топке огонь! А угли под ним разгорались вулканами жерл и взрывались, пыхтя и пульсируя искрами. Казалось, что где-то совсем рядом, обрывистый край земной жизни. Пылающий! Саня засмеялся облегчённо и радостно, совсем как в Баку перед винной лавкой:
– Открыто ещё! Успели! – Сразу запахло жареным мясом и горячими лепёшками. Есть захотелось – страсть! Но Саня сказал:
– Ты сам иди, мне – нельзя. Голос его сразу зазвенел, молодой и довольный. А во мне он был совершенно уверен.
Мы вернулись в гостиницу. Он побежал к себе, переодеться. Я поднялся в номер и приготовил стол: сочные лепёшки с горячим мясом – из преисподней, сыр, зелень и бутылка французского – так было написано на этикетке! – красного вина, с двумя шикарными бокалами – были в одной упаковке с бутылкой! Шикарный вид, как говорят в Одессе! Я был доволен собой.
Саня вошел, мягко постучав.
– Входи, хозяин!
И это ему понравилось. Перед собой он держал поднос с фруктами. «Настоящий бакинский хлопчик!»
– Открывай! Кого ждём? – улыбался он, совсем выздоровевший от приятных ожиданий.
– Штопор давай, у меня в номере нет штопора. – Посмотрел на него, не понимающего, и уточнил, – кровать – есть, шкаф – есть, вешалка – есть. Штопора – нет. В Баку – бывает номер без штопора?
Он заулыбался, соглашаясь:
– Прости, друг. Турция. Муслим. Вино – нельзя. Штопор – нельзя. – Он говорил, и улыбка его менялась на мимику ужаса. – Что будем делать, Валя-Джан? Вай! Как открыть? Ты – капитан…
Я понял, что это не я знакомлюсь с Турцией, а это они – турки, евреи, азербайджанцы и персы – подглядывают и смеются надо мной, простым русским.
Я встал у стола, оглядывая предметы. Взял в руки словарь-разговорник, сам ещё не знаю зачем, подержал в руках. Взял полотенце. Постучал кулаком по стене, в одном месте, в другом. Выбрал по звуку. Обхватил горлышко полотенцем, прижал разговорник к стене и трижды воткнул донышко бутылки короткими ударами в разговорник, как в любом студенческом общежитии. Пробка вышла из горлышка на половину. Законы жидкостей и газов – везде и всегда!
Отбросил полотенце и разговорник на диван, и разлил вино в бокалы.
Саня был счастлив, будто вернулся на родину. Даже – прослезился.
Какой это был вечер! Сколько было воспоминаний. Оказалось, мы были с ним, в одно и то же время, на Мангышлаке, в Баутино, я – на геофизическом судне, практикантом-матросом, а он – на дебаркадере, студентом-хлебопеком. Наверное, мы видели одних и тех же девушек на единственной в Баутино танцплощадке… «Мы с тобой два берега, у одной реки…» – вспомнил он мелодию и слова далекой молодости. И все порывался спеть до конца, но слов мы не помнили.
Уходя, он взял в руки разговорник и сказал замечательную фразу:
Читать дальше