Борис Георгиев: Хромоногая правда. Страшная история для взрослых детей

– Не ей, а ему. Ещё как видно, зрение у него прекрасное, рыбу оттуда видит в воде. Рыболов. Но ему сейчас не до меня, птенцы не оперились, надо их кормить и жену. Три клюва в гнезде, да ещё какие, десять рыб в день. Погоди, я ему скажу, что в лес иду и на реку не вернусь.

Серьёзно она говорила, без тени улыбки. Хотелось ей верить. Лжи Вовчик не любил, но разве это ложь? Фантазия. А может, и вправду там скопа-самец, у которого в гнезде двое голодных проглотов и жена. Если знать, что обыкновенно у скоп в гнезде двое и к началу июля они ещё не оперились, угадать просто, но… То-то, что но. Разглядеть на таком расстоянии птицу казалось Вовчику немыслимым, даже если знать, как выглядят самцы скопы. «Что она делает?» Хромоножка остановилась, раскинула руки, а потом сложила над головой домиком.

– Всё, – сказала. Снова взяла под руку и пошла рядом. Не хотел Вовчик, но оглянулся прежде чем свернуть куда вела – в переулок, к лесу. Не без удивления заметил:

– Улетел. Куда это он?

– За мост, к озёрам. Здесь ему ловить нечего, пляж. На километр вся рыба распугана.

– Десять рыб в день, – пробормотал Вовчик. – Бедняга.

– Да, нелегко. Старый он уже, пятнадцать лет. Точно как мне. Старичок мой, речной сторож. Погоди-ка.

Лилька запрыгала на одной ноге, скинула босоножку, потом другую. «Песок. Мелкий, белый. Ноги вязнут. Дурацкие вьетнамки по пяткам шлёпают», – думал Вовчик, но разуться не решился. – Шишки же повсюду. А ей хоть бы хны. Никакая не Хромоножка. Та была нарисованная и не умела врать. Эта настоящая и не хромает».

Совершенно естественно вела себя Лилия; разулась, как будто вернулась домой. Нисколько не удивился бы Вовчик, оставь она босоножки при входе под каким-нибудь деревом. Не оставила, несла, подцепив за ремешки одним пальцем. Куда-то вела. Вовчик заметил, что тропинка-то вовсе не тропинка, а промоина, выглаженное водой русло пересохшего ручья. Корявые корни сосен торчали из откосов справа и слева; которые живы – те ещё ничего, но высушенные добела напоминали кости. Мрачно как-то. Вовчик вздрогнул, за спиною захлопали крылья. Птицу разглядеть не успел.

Лилька фыркнула по-кошачьи, и со смехом:

– Принял дежурство. Не оставят они меня. Лесной сторож. Не обращай внимания.

Вовчик попробовал не обращать внимания, но ощущение, что кто-то следит – противная штука, так просто не отмахнёшься.

Лилька беззаботно трепалась про лесного сторожа, как будто про дальнего какого-нибудь надоедалу-родственника, Вовчик слушал вполуха. Хищная птица со смешным именем. У всех бывают родственники-надоедалы, хорошо если дальние. Тут ближних навязывают. Тетку ту хищную и с нею в нагрузку Юльку.

– Ты всегда такой… бука?

– Только сегодня.

– Специально для меня?

– Нет.

– Заговорила я тебя?

– Нет.

– Молчишь всё время. Что-то случилось у тебя? Сегодня.

Вовчик возмутиться хотел, что вовсе не молчит и ничего не случилось, но неожиданно для себя стал рассказывать про санаторий вместо моря и про то, что отец, как оказалось, лгун, не в автобусе познакомился с Татьяной, а точно – гораздо раньше, и уговорился с нею встретиться, за один стол усадил с деловой Юлечкой, которую собирается сделать сестрой. Лжёт постоянно, ничем не болен, а справку взял у врача, что нуждается в санаторном лечении, и всё для того, чтоб двадцать четыре дня проторчать в глуши, поближе к Татьяне. К ней ближе, не к сыну, а того сплавить куда-нибудь в бадминтон играть с Юлькой, которой нафиг это не надо, а нужно с кабаном в лодке, да ещё и подговаривает она, что дескать не видел. Шляпу нацепила, очки. Ложь, повсюду брехня, все врут.

– Понимаю, – сказала Хромоножка. – Не выношу вранья. Жалеешь, что приехал? Сюда.

Не по дну ручья идём, заметил Вовчик, тропинка вдоль склона. Давно вышли из промоины. Кусты по обе стороны. Малина? На измазанной соком ладони у Хромоножки капельки пузырчатых малиновых ягод. Жалею? Нет, с удивлением понял Вовчик.

– Теперь не жалею.

Одно удовольствие идти с нею рука об руку, наблюдая, как губами берёт с ладони одну за другой малиновые капли – изучать повадки правдивой лесной кошки.

– С отцом теперь в ссоре? – спросила она.

– Да так, чуть-чуть. Погрызлись. То ли ещё будет, когда вернусь.

«Может, он и не заметил. Хотя дверью я саданул крепко».

– Погрызлись? Зачем?

– Низачем. Потому что он мне врал.

– Может, просто не знал как сказать. Он не виноват. Думаешь, так легко?

– Не знаю. Поздно теперь думать, кто виноват. Когда вернусь – погрызёмся, точно тебе говорю.