Ярослав Полуэктов: DUализмус. Трава тысячелистника

Бабушка из новых внучкиных речей не поняла ничего: болтает и болтает себе ребёнок. Пусть болтает.

Дедушка, будучи мудрым милиционером на пенсии, заподозрил неладное.

Конец спокойствию. Или того хуже. Такого огромного шила в мешке не утаить.

♫♫♫

Олеся нервничает.

Совсем расстроившись, звонит подружке.

Та – тоже с филологическим образованием. Оканчивали институт в одной группе. Только Юля осталась преподавателем ВУЗа. Она рассчитывала на диссертацию и соответствующее повышение в зарплате. Более патриотичная Олеся ринулась в школьное образование.

Юля уже «в курсе Кирьяна Егоровича». Она понимает возникшие Олесины проблемы. Эту внезапную, малообоснованную дружбу она не приветствует. Но и не мешает. Прикрывает, не болтая лишнего. Посмеивается. Изредка подкалывает за верхоглядство.

– Наивная ты, Олеська, – выговаривала лучшей подруге, – рискуешь, а не понятно ради чего. Подумай своей берёзовой головой.

– Он умный и добрый человек.

Недоверчиво: «Ну да? А не хитрый?»

Олеся сопротивляется: «Мне он даже нравится… Иногда».

Ей не по вкусу излишне вежливый секс.

Серёгу Юля ненавидит больше, чем Кирьяна Егоровича. Она считает, что Серёга это верх сволочности и предательства.

Она пилит этим зазубренным инструментом главный орган Олеси. Название ему – сердце. Дёргает и без того напряжённые струны нервов:

– Олеся – ты полная дура, что вышла за Серёгу – козла.

Козел и Серёга – это синонимы. Тут Олеся солидарна с Юлей.

Чуть ли не сразу же она посвятила в эту ужасную семейную тайну и драму нового друга – Кирьяна Егоровича. Не обнародовав правды – что ей оправдание – она не приблизилась к Кирьяну Егоровичу ни на шаг.

Шансы Кирьяна увеличились в сто крат.

Скребут Олесю собственные кошки и без того.

– Юль, ну ты слышишь меня?

– Ага. Говори, только коротко. Перерыв кончается.

– У меня Грунька болтает что попало.

– Это как? Что именно? Мат услышала? Матерится уже? Ну, бывает, у меня племянник говорит «х…», а твоя «…» от кого это? От Серёги что ли? Или от деда.

Олеся обижается: её отец дома не матерится.

– Если бы мат. Ну, понимаешь, она Кирьяна вспоминает. Говорит «дада кигян». Хоть и не очень понятно, но «даду» Серёжка может вычислить. Как папу и бабу. «Кигяна» отдельно может и не понять, а «даду кигяна» – сто процентов.

– Ну?

– Баранки гну: последствия – самые идиотские, если не сказать гадские. Пипец какой-то!

Олеся в большом расстройстве.

Юля: «Часто болтает?»

– Да каждый день. С утра до вечера.

– Ого!

– Вот, то-то и оно. Я бы не заморачивалась.

…

– А не похож это твой дада—дядя на просто «да—да»? Частицы такие… утвердительные.

– Не похоже – ударение не там. Не пройдёт. Нет.

– Переучи ударение. И пусть говорит медленно: «да-а… д-а-а».

Юля старается озвучить безопасное произношение, но получается не очень убедительно.

– Вот видишь… – сокрушается Олеся.

– Думать надо было котелком. А ты с первым, да сразу в койку. Да ещё со старым… Гемоглобина у вас не хватает, а адреналинища выше крыши.

– Как тут все предусмотришь… ну в койку… уж и нельзя стало. Сама-то…

– Что-что?

Перечислились самые невинные Юлины ошибки.

– Что—что?

– Я с Серёгой все равно разойдусь, – не стала развивать намёков Олеся, – а Грушка маленькая совсем… Пять слов всего знает.

– Ага, и разговорилась с какого-то дяди, блин, …с деда.

– Ну как без имени? Надо же как-то называть человека…

Отбрыкивается Олеся, ещё пуще кривя уголки рта и чуть не плача.

Но надо беречь краску ресниц. И, чтобы убить дорогостоящий позыв, Олеся мотает нижней челюстью из стороны в сторону.

Юля шевеления подбородком на той стороне провода не видит: «Придумай что-то вроде песенки, например так:

Да—да,

Да—да,

У козы

Борода.

Поёт она это на мотив бабкиной колыбельной.

– Длинновато. И у козы нет бороды. Это у козла… у Серёги моего. Ты ещё про усы что—нибудь придумай… Чтобы совсем понятно…

Юля реагирует долго. Стишки она не сочиняла с детства, и в филологию пошла с пинка.

– Тогда так:

Да—дА,

Да—дА,

У осы…

– Борода, – автоматически подхватывает Олеся.

– Ха—ха—ха. Ладно, тогда вот:

Да—да—да,

Да—да—да,

Бе—бе—бе,

Бо—бо—да…

– С ума сошла. Это уже поэма! И что за бобода?

– Борода! Тупишь, Олеська.

– Юль, это ты тупишь. Давай что—нибудь попроще.

– Я пока думаю. Слышь, Олесь, может, типа, ну это… назвать какую—нибудь её куклу «ДАдой»?