Владимир Воинов - Рассказы

«Лёня!»-вырвалось у него.

– Леонид Владимирович, – подправили из трубки.

Из памяти всплыло: «Лёня! АРМЕЙСКИЙ ДРУЖОК!»

«Как с Вами связаться?»-спросил голос: «Ваш телефон? Можно звонить до 23-х? Время московское».

Два раза уточнял цифры. Не спешил.

На прощание москвич попытался пошутить: «Передавайте привет Одессе – маме!».

Ощущение нереальности. Потянуло курить. Руки нервно мяли сигарету.

Он вышел на балкон.

Вспомнилось.

Москва. Олимпиада.

Маленькая воинская часть в р-не шоссе Энтузиастов, три роты всего.

Девяносто процентов солдат азиаты с аулов и гор.

РУССКОГОВОРЯЩИХ – единицы.

СЮРР!!! На человек триста – пять одесситов, пять киевлян, не больше десятка белорусов.

Дедовщина…командиры потакают чеченцам, те держат в страхе всех, как в зоне…сюрр…московский стройбат- что может быть страшнее. И среди этого-ОН…Лёня…Лёня Макаревич.

Он отличался от всех…сразу.

Его не трогали. Офицеры, сержанты, «деды» с крика переходили на спокойный тон, когда встречались с его взглядом.

Не высокого роста, кряжист, покатые плечи боксера. Фигура как у Высоцкого и лицо…лицо спокойное, с прищуром.

Взгляд серых глаз, полуулыбка и голос…голос человека, считающего правом говорить первым…

Он сдружились с ним. Почему для общения он выбрал его?.Разница в возрасте была небольшая, в его пользу, но всё остальное – разрыв.

Он был молчалив, немногословный. С ним тянуло на откровения. Он слушал, о себе говорил мало, но то, что было рассказано им не умещалось ни в какие рамки советской действительности.

Сын подпольного цеховика, крупного, дерзкого, раздавленного советской властью(отец умер от сердечного приступа в следственном изоляторе). Родившийся в достатке и в какой- то момент вдруг оставшийся без средств к существованию(власть подчистила все «кубышки» отца…даже с металлоискателем приезжали) он вынужден был, чтобы прокормить себя, мать и сестру бросить школу(курс девятого и десятого класса он проходил уже в вечерней школе при нашей части) пойти грузчиком на разгрузку вагонов.

После того, как эта история чуть позабылась, друзья отца пристроили его к самому крутому фарцовщику в Белоруссии, адъютантом знаменитого подпольного миллионера Зелинского, друга Крымова Андрея Валентиновича(фильм «Асса» кто-то уж помнит).

В армию Лёня пошел, чтобы уйти от следствия, потеряться.

И ещё…он умел драться. Если кто- то из «зверья» начинал задирать славян, он выходил и предлагал: «Не трогайте, лучше со мной…давай один на один со мной…ты мужик? Ну?». И выходил победителем.

Воспоминания эти прервал звонок, зуммер громче чем обычно, междугородний.

«ЗДРАВСТВУЙ! ВОЛОДЯ?..ТЫ УЗНАЕШЬ ГОЛОС?..ну привет! Как ты там, дружище? Ты знаешь, ты последний в моём списке, в старом блокноте, я хочу закрыть его…ты последний…у тебя там найдется сотка долларов на билет до Москвы? Бросай всё и приезжай. Я тебя встречу, попьем водочки…может я тебе немного и по жизни ПОМОГУ!»

– А кто ты там сейчас, Лёня?

– Да так, как у Маяковского…стих помнишь, про банки-заводы-пароходы?

– Помню, ну да…и много их?

– Много…да ты приезжай! Сам – то чем занимаешься? Цеховик? И сколько у тебя рабочих?

– Двенадцать!

– Много!

– А у тебя?

– Да не знаю…тысяч сорок-пятьдесят.

– Понятно, а когда ехать- то?

– Да хоть завтра, на самолет, сколько там полёта: часа два! Ну давай, не тяни. О,кей?

– О,кей.

Сборы заняли два дня. Пришлось ехать на «седьмой километр»(он ненавидел такие поездки). Покупать джинсы, обувь, пахнущую Турцией куртку, подарки(сало, коньяк, теплые, вязанные носочки).

С билетом проблем не было.

В небольшую сумку бережно были уложены фотографии его работ и журнал «Лучшие интерьеры в мире» со статьей об одесском ресторане(интерьеры делались у него и фамилия была в списке исполнителей).

Последние сутки он не спал совсем. Его пробивал мандраж, сказывалось перевозбуждение.

Он давно не летал самолётом, последний раз ещё при союзе.

Его поразила убогость аэропорта и презентабельный вид пассажиров, треск сотовых телефонов, парфюм, лакированные до зеркала туфли мужчин.

Полет действительно был два часа с «копейками».

Запомнилась красота прибрежной линии море на закате.

Посадка была уже в темноте.

Освещенный огнями огромный Внуково. Сотня самолетов, сотни людей. «Муравейник».

Проходя таможню он вздрогнул, по ретранслятору два раза объявили его фамилию и место на выходе, где ждут.