Светлана Макаренко–Астрикова: Милонга в октябре. Избранные романы и новеллы

– И это она в отместку нашептала тебе, что Лилька на меня посматривает? Заронила горчичное зерно сомнения в твою душу?

– Нет, милый. Я сама догадалась. У Лили ритм и походки и дыхания чуть меняется, когда она тебя видит, когда ты рядом. В точности так же, как было у Валерии с папой. Только Валерия вела себя мягче. Как преданная собака. Или горлинка, которой нужна лишь кроха хлеба из любящей руки. Лиля – не горлинка. Она больше похожа на заинтересованную в добыче вальяжную львицу. Только не знает наверняка, будет ли удачна ее охота. Оттого – осторожна. Играет в добродушие и безразличие. Но нервно кусает хвост… А вдруг повезет? – Она рассмеявшись, закусила зубами кончик пальца

– Браво, пани Ивинская! – Он нервно хохотнул. – Какие сравнения! Вы что, ревнуете?

– Кит, ведь я тебя никак не привязывала. Ты всегда был и будешь свободен. – Она вздохнула, пожала плечами.– Но я – то, я ведь тоже имею право на боль, на человеческие эмоции. Я к тебе привыкла. Мы делим с тобой кров, пищу, постель.. И даже ноты. Играем одни партитуры, репетируем одни и те же концерты, сюиты, этюды. Я без тебя буду, как рука без пальцев.

– Какая же ты странная, Нэтти… Я ни от кого еще не слыхал такого. Как льдинка, все колешь и колешь меня своими краями.. А я все терплю. Зачем? И сам не знаю…. Ты чаю выпьешь? Ведь зябнешь, кажется? У тебя пальцы дрожат. И ты больше чем обычно, пожимаешь плечами, тянешься на цыпочках, будто пытаешься согреться.

– Нет, я просто хочу еще подрасти! – улыбнулась она, поддразнивая его. – Дотянуться до твоей головы, в которой зреют такие мысли и щелкнуть по ней пальцами.

– Ты мне ни разу не сказала, что любишь. Не то, что днем, даже ночью ни разу не сказала.

– Ты мне нравишься. Мне все нравится в тебе, Кит. То, как ты заботишься обо мне, репетируешь со мной, как слушаешь мою игру. Я впустила тебя в свой мир. Вместо Лили теперь ты пишешь в моих нотных тетрадях, читаешь мне по вечерам книги. Разве этого мало?

– А то, как я занимаюсь с тобой любовью, тебе нравится? Почему ты не говоришь об этом?

– Милый, мне просто не с чем сравнивать….. Точнее, не с кем. Извини! – Она облизнула пересохшие губы. – Тут ты имеешь полное преимущество надо мною.

– Можно попроще, моя ясная пани? Судя по Вашим репликам, отравленным ревностью, Вы от меня без ума? – Он улыбнулся уголками губ.

– Считай, как хочешь. Если это очень льстит твоему самолюбию, то да.! – Она вздернула подбородок вверх и внезапно рассмеялась. – Когда ты меня целуешь, голова кружится, и я забываю, хоть на миг, что не могу видеть твои глаза. Мне кажется, я их ощущаю. Губами. И я тогда странно счастлива. У меня в душе плещет буря эмоций, просто – восторга оттого, что я живу на свете, и что ты рядом. Твое тело, твой запах, голос. И так радостно, что это – именно ты, а не кто-то другой… Меня тогда пленяет моя жизнь. Если она похожа на шоколад, то в ней в такие моменты больше сладости. Про горечь я тогда хоть час, но не помню. А очень трудно не помнить об этом, поверь! Горечь пропитала всю меня, даже и против моей воли. Ты уж прости, что это все так, а не иначе!

Он пожал плечами. Она не увидела этого, как и устремленных на нее, глаз, темно – золотистого, орехового цвета. В них, на самом дне плескались искорки: то ли недоумения, то ли – отчаяния, то ли какого то немого изумления….. Она не могла увидеть полную бездну этой палитры взгляда, но вот ощутить, почувствовать ее – сумела. И как то вся разом стихла, обмякла, поникнув плечами, головой, опустив руки вдоль тела, словно безумно устала….

– Если мы оба свободны от претензий, то, что я должен тебе прощать? Я счастлив уже тем, что люблю тебя такой, какая ты есть. Не переживай по пустякам. – Внезапно негромко проронил он.

– Тебе со мной трудно?

– О, нет! Это тебе со мной гораздо труднее. Я, может быть, как то не оправдал твоих ожиданий, не знаю! – Он осторожно поцеловал ее ладонь, лежащую на его плече. – Идем вниз. Пора пить чай.

– Идем. – Она взяла его под руку и они стали спускаться по лестнице, в маленькой нише которой стояла странная статуэтка: женщина с закрытыми глазами держала в ладонях шар – солнце, вытянув руки вверх.

Она походила на тоненькую веточку – прутик, эта слепая женщина, балерина в острых туфельках – пуантах. И еще, статуэтка в нише до странности, до озноба почему – то напоминала ту, что сейчас, в своем доме, так неторопливо спускалась вниз, обняв за талию человека в сером, глухом свитере, потертых джинсах и домашних тапочках, в виде двух бульдогов. Правда, вместо пуантов на ногах у этой женщины были легкие туфли – балетки, а на плечи ее вместо хитона – туники, накинута была шаль – букле, в которую она зябко кутала кисти рук. Идя по лестнице, она продолжала разговор: