Людмила Ржевская - Время не лечит

– Ты кто? Мы тебя в доме раньше не видели.

– Я ваш дедушка, – сказал Полковник и засмеялся.

Девочки были маленькие, шустренькие, как колобочки, и такие ласковые, теплые, и Адам почувствовал, что любит этих крошек, ведь они обе из клеток Эми, значит, это и есть она, только маленькая, в таком вот возрасте. Эми смотрела на Адама и улыбалась, она поняла, о чем он подумал.

На концерт в гарнизон поехали всей семьей. В клуб воинской части не опоздали. В холле толпилось много народу, но больше всего было военных – солдат и офицеров. Нашли свои места в первом ряду, сели. Рудольф держал Эми за руку. Справа от нее сидел Полковник.

– Откуда здесь столько военных? – шепотом спросил Адам Эми.

– Тихо, потом расскажу, – проговорила она.

Обвела взглядом зал и увидела, как один капитан, с перевязанным глазом, пристально на нее смотрит. Она тоже посмотрела на него, их глаза встретились, и Эми этот взгляд насторожил, было в нем что-то нездоровое. Рядом с Рудольфом сидел Генрих. Эми перегнулась через мужа и спросила Генриха:

– Какой странный офицер, Генрих, кто это? Посмотри, сидит и, не отрываясь, смотрит на меня, вон тот, с перевязанным глазом, смотри направо.

– А, этот? Дитрих. Он вчера из госпиталя приехал, был в горячей точке, ранили его в голову, месяц лечился, а теперь вот к себе в гарнизон вернулся.

– Почему он меня так разглядывает, до неприличия откровенно.

– А что тут удивительного, ты самая яркая в этом зале, на кого еще смотреть, если не на тебя? – успокаивал ее Генрих.

Эми повернулась к Полковнику и зашептала ему в ухо:

– Адам, смотри вон на того офицера с черной повязкой на глазу, он мне не нравится, слишком меня разглядывает, будь на подстраховке, он мне кого-то сильно напоминает. Не могу вспомнить кого, но где-то мы с ним встречались, а мне сейчас только этого не хватало.

– Я буду следить за тобой весь вечер, а значит, и за всеми, кто будет к тебе приближаться, – прошептал ей в ответ Адам.

Начался концерт. Сначала выступали студенты консерватории, пели песни на немецком и испанском языках, затем показывала свои номера школа бальных танцев. Когда начали играть танго и пары стали из зала выходить на сцену, Эми тоже потащила Рудольфа, и они вдвоем стали выделывать сумасшедшие па. Танцующие расступились, образовали круг и хлопали в ладоши в такт музыке. На сцену поднялся и Полковник. Столпились вокруг и военные. Кто-то сказал:

– От этой пары невозможно отвести глаз, до чего красиво танцуют.

– Особенно женщина, ее спутать ни с кем нельзя, правда, Полковник?

Адам обернулся: рядом с ним стоял тот самый капитан с перевязанным глазом.

– Мы разве с вами знакомы? – спросил Адам. – Вы, очевидно, меня с кем-то путаете? Я отец этой красивой женщины.

– Вы ей такой же отец, как я солдат этого гарнизона, – сказал незнакомец.

«Беда, – подумал Полковник, – он нас откуда-то знает, надо предупредить Эмми».

Но капитан уже стоял почти рядом с Эми и Рудольфом. Музыка смолкла. Офицер подошел к ним вплотную, он обратился к Рудольфу:

– Разреши пригласить твою даму на танец, я только что из госпиталя, хочу потанцевать с красивой женщиной. Она у тебя очень красива, да?

Рудольф внимательно посмотрел на Эми, та кивнула.

– Я разрешаю, – сказал он, – но надо спросить и мою жену, захочет ли она пойти танцевать с вами?

– Рудольф, я пойду танцевать с капитаном.

Вся публика настороженно смотрела на наглого офицера, который позволил себе приставать к жене младшего Краузе.

Заиграли вальс. Капитан прижал к себе Эми и откинул руку в сторону, рукава рубашки натянулись, и Эми увидела на левой руке шрам.

– Ники, ты как здесь очутился? – чуть слышно спросила она, кружась в вальсе и пытаясь отодвинуться от него хоть на чуточку.

– Узнала, значит, по шраму, да? Вот я тебя и нашел, моя японочка, моя патологическая любовь. Найти тебя было нетрудно, все газеты писали о твоей свадьбе с этим немцем. А вот попасть сюда было куда сложнее, но я ведь твой ученик, я стал немцем, и вот я здесь, танцую с тобой вальс, как в тот день нашего первого с тобой знакомства, помнишь, как я тебя кружил и целовал? А сад роз, помнишь? А я все помню. Ты мою жизнь под откос пустила, а хочешь, я сейчас твою жизнь так же уничтожу, как ты уничтожила мою?

– Ники, у меня четверо детей, остановись, не надо ничего предпринимать, ты же знал, кто я.

– Нет, милая, в тот вечер я ничего не знал, когда влюбился в тебя до сумасшествия. Долго ты меня дурачила, даже бабушкой прикинулась, а я и поверил, на могиле твоей был, слезы лил. Но теперь все: или моя, или ничья!