Георгий Запалов: Метис. Ангел-хранитель. Эта история не только о необыкновенной собаке. Эта история о любви и преданности. Эта история о нас с вами

Осенний дождь барабанил по крыше с такой силой, что казалось ещё немного и под натиском этого неудержимого потока воды, потолочные перекрытия рухнут и похоронят под собой все живое, не оставив ни малейшего шанса на выживание всем, кто находился внутри.

Два человека шли по длинному коридору и оживленно спорили, размахивая руками. Их голоса и грохот армейских сапог эхом разносились под сводами старого здания. Этот шум заглушал собой отголоски стихии, и по накалу страстей матушка природа отступала тихо на задний план, уступая место человеку и буре эмоций, из которых и состоял весь диалог.

– Да пойми же ты, Петрович, я получил приказ, сверху, с самого высокого верху, от меня ничего не зависит, – гневно кричал высокий полковник в мокрой шинели с красной папкой в руке. Он нервно позвякивал связкой ключей и почему-то отводил взгляд в сторону от собеседника.

– Я не хочу Вас понимать, товарищ полковник! – Не менее громко отвечал невысокий, уже в годах, седоватый, и слегка располневший офицер в форме капитана.

– Этих собак нельзя усыплять, это неправильно! Да Вы поймите, в их послужном списке десятки задержаний, сотни спасенных жизней, у них награды есть! Вы понимаете?! Награды! – Настойчиво и эмоционально, кричал капитан.

– Я понимаю все, – отвечал высокий полковник, своему собеседнику. – Только завтра в 9—00 привезут новых собак, молодых, обученных и сильных. Мне нужно их ставить на довольствие, расселять, а вы мне устроили тут дом престарелых для калеченых животных.

– Ну, какие они калеки? – умоляющим голосом прошептал тот, кого не хотели слышать. – Они верой и правдой, они, собой закрывая, они, как люди… Эти собаки все понимают!

– Петрович, заканчивай свой Гринпис или, как там это называется? – Явно вспомнив, что он все-таки начальник, уверенным голосом сказал человек с красной папкой.

– Даю тебе время до завтра. До 8—00, чтобы ты Петрович, выполнил приказ! Доктор придет ровно в семь, усыпляй и давай служить дальше. Жизнь-то, она не заканчивается на твоих собаках.

Маленький капитан вдруг стал спокойным. Эмоции исчезли с его лица. Он резко повернулся лицом к собеседнику, посмотрел ему прямо в глаза и уверенным, ровным голосом, полным безысходного отчаяния сказал:

– У каждой из этих собак, больше боевых ран, чем у тебя полковник естественных отверстий. Прости за грубость. – помолчал несколько секунд, наблюдая за реакцией полковника, на его слова, и добавил, – Интересно, а когда тебя спишут на пенсию, к тебе тоже сверху приказом пришлют доктора с уколом на усыпление?

– ЧТО? – Гневно воскликнул высокий полковник. Он явно не ожидал, такого поворота в разговоре. – Ну, Петрович, если бы я тебя не знал столько лет, если бы мы с тобой тогда в Афгане, если бы я не был тебе обязан! Эх, Петрович, Петрович, всю кровь ты из меня выпил своими собаками. Знаешь, почему Петрович ты до сих пор выше капитана не поднялся? Потому что совести в тебе много. Давно бы уже получил полковника, квартиру, хорошую пенсию. Так нет же, всегда поперек идешь, в разрез, как говорится.

– Так, это меня батя так учил, не умею я иначе, – ответил Петрович, – видимо твой отец учил тебя другим вещам, полковник.

В этот момент они подошли к одному из вольеров. Полковник с папкой ткнул небрежно указательным пальцем в ржавую и очень старую табличку, на которой уже не видно было надписи и сухим равнодушным голосом, переполненным казенного чванства спросил:

– Ну, кто у нас тут?

Капитан Еременко кадровый офицер, отдавший всю свою жизнь служению Родине, вдруг втянул плечи, опустил голову и стал похож не на боевого офицера, а скорее на жалкого выпивоху возле винного магазина.

– Ну? Петрович! – Не унимался начальник. – Кто у нас первый? Говори.

Петрович набрал полные легкие воздуха и, удерживая в себе скупую мужскую слезу, произнес одно слово. Это была кличка собаки, услышав которую высокий полковник выронил красную жесткую папку из рук и лицо его стало белым, как мел.

– Кто ты сказал? – Прошептал полковник. – Петрович повтори. Кто?

И под сводами старой царской тюрьмы, заглушая грохот дождя по крыше, как пистолетный выстрел прозвучало:

– Метис.

Эхом по каменным коридорам повторилось это слово несколько раз, и воцарилась пугающая своей тишиной пауза.

– Тот самый? – Прошептал полковник. – Неужели тот самый? Этого не может быть.

Он подошел к Петровичу, который стоял сгорбившись и иступлено смотрел в одну точку, наклонился к самому уху капитана и тихо прошептал: