Елена Романова: Гений в пелёнках

– Это ещё почему? – обиделся Данилов.

– Всё просто, – развел тот руками, – женщины любят не глазами, а ушами. Будь хоть Бред Пит перед ней, но если он двух слов связать не может, то всё, как говорится «кина не будет».

– То есть ты забалтываешь девушку, усыпляешь её бдительность и когда она уже начинает клевать носом, набрасываешься на неё со страстными объятиями, – не смог сдержать смех Толя, представив себе эту картину.

– Почти так, – серьёзно ответил Миша, – можно подарить сто одну розу, но девушка останется равнодушной. А можно одну, но сказать при этом, – Куприянов на секунду задумался и его мечтательные глаза заблестели, – Во всём мире не найдется столько роз, чтобы высказать любовь к тебе. Моё сердце пылает страстным огнём, а взгляд утопает в твоих бездонных, лучезарных, наполненных теплом глазах. Я дарю тебе эту розу, она такая же одинокая, как когда-то было моё сердце до встречи с тобой. Я мечтаю, чтобы ты своей заботой и нежностью согревала эту маленькую частичку моей души.

– Ого, – захлопал в ладоши Данилов, – тебе нужно в Большой театр, ну или на худой конец писать женские романы.

– Нет, – замотал головой Миша, – когда женщина узнает, что я не только чуткий романтик, но и ещё бесстрашный борец с преступностью, дважды раненый при выполнении особо важного задания, то она готова на всё.

– Это когда ж тебя успели ранить, а самое интересное куда? – ехидно улыбнулся Толя.

– Это не важно, главное – они ведутся на такую чушь.

– А показать не просят?

– Что показать, – не понял Куприянов.

– То место, куда ранили, – засмеялся Данилов.

– Между прочим не смешно. Была у меня одна такая переживательная, всё допытывалась покажи, мол, шрам, я люблю смелых мужчин, побывавших в перестрелке.

– А, так тебя подстрелили, как куропатку, – не удержался Толя.

– Остряк. Короче, пришлось сказать, что меня ранили в голову, а шрамы за волосами не видно.

Данилов, чуть не падая от смеха со стула, выдавил, – а вот это похоже на правду. Может ты действительно контуженный.

– Она наверное тоже так подумала, потому что быстренько слиняла, – разочарованно сказал Куприянов.

– Сам виноват, нечего было врать.

– Нет брат, это того стоит, – мечтательно закатил глаза Миша.

Дверь кабинета снова открылась и на пороге показалась женская фигура.

– Ребят, шеф через десять минут всех собирает, просил не опаздывать. Да, Толь, по поводу вчерашнего убийства. Там у дежурного родители погибшей сидят, я сказала, чтобы подождали, а после пятиминутки допросишь. Хорошо?

– Да, отлично, спасибо Надюш, – смущенно улыбнулся Данилов.

– Не за что, – кокетливо ответила девушка, закрывая дверь.

Михаил, коварно и загадочно улыбаясь, перевел взгляд на друга.

– Наконец-то ты созрел.

– Созрел для чего?

– Не для чего, а для кого. Для Тюриной, – протянул Миша, – ты посмотри на себя в зеркало, сияешь как майская роза. И это она только пару фраз сказала. Представляю, какое выражение лица будет у тебя после первого поцелуя.

Данилов покраснел, смущенно опустил глаза, и нахмурив брови, возмутился.

– Ты озабоченный, у тебя все мысли только об одном, и вообще, Надя тут не при чем. Просто у меня появился шанс сдвинуть это дело с мёртвой точки. Родители по любому внесут хоть какую-то ясность, – обнадеживал себя Толя.

– А почему ты их вчера не допросил, глядишь и версия появилась бы.

Данилов вскочил со стула.

– Какой ты умный, и как это я сам вчера не догадался их допросить, – съязвил тот. Мих, ну я же всё-таки не первый год в розыске работаю. Да они были в стельку пьяные оба. Какой тут допрос? С табуретки сваливались.

– Их можно понять, у людей горе, дочь погибла, – сказал Куприянов, пытаясь попасть скомканным клочком бумаги в урну.

Данилов усмехнулся и вздёрнул плечами.

– Во-первых, когда я пришёл, они еще ни о чем не знали, а во-вторых, соседи рассказали, что Кондратьевы каждый день в запое.

– Всё ясно, – вздохнул Миша, – не повезло тебе, с алкашами связываться себе дороже. У них то склероз, то белая горячка.

– Вот-вот, – закивал Данилов, – или вообще паранойя, короче, вариантов много. Чувствую я – влетит мне сегодня от Самарина, почем зря.

– Ну, это мы сейчас и узнаем, – радостно воскликнул Миша, потому что его клочок наконец-то попал в урну.

Самарин ходил по кабинету вдоль стола, держа руки за спиной. Это поведение означало, что случилось что-то очень неприятное, причем неприятное не только для полковника, но и для остальных тоже. Народ потихоньку собирался, и когда за последним человеком захлопнулась дверь, Самарин резко повернулся, и сделав неестественно добродушное лицо, поинтересовался.