Александр Всполохов: Если друг…

Но Вадим не сдавался: «Я нож взял для самообороны, после того, как дежурный уже один раз поднял свой нож на меня. Я просто боялся оставаться безоружным. А когда он второй раз напал на меня, вот тогда мне пришлось применить его».

Майор всё же попытался дожать упёртого новобранца: «Да для всех было ясно, что дежурный просто решил попугать тебя. А ты же, на полном серьёзе, набросился на него».

Вадим усмехнулся: «Так я же не зарезал его. Я, на полном серьёзе, просто напугал его. Там было очень много народа, я думаю, на следствии, они подтвердят мои слова. Я ничего не придумываю».

Майор решил закончить разговор: «Ладно, я всё проверю, разговор не закончен. Но от себя я тебе скажу, что это первый такой случай в моей практике. Другие новобранцы приходят и, почему-то, терпят все тяготы воинской службы. А тебе, видите ли, тяжело стало переносить свалившиеся испытания».

Вадим ответил: «Мне тяготы и испытания переносить не сложно, а вот дедовщину, я терпеть не могу. Вот как меня достали, эти издевательства, что за нож приходится хвататься».

При слове «дедовщина», майор задумался: «Да, от этого парня можно ждать больших неприятностей. Не хватало нам ещё разбирательств по неуставным отношениям».

Это разбирательство протянули ещё около месяца, начальство не захотело большой огласки, никому не хотелось получать выговора от вышестоящего начальства. Матвея, при первой возможности, демобилизовали, а к Вадиму все претензии отошли на второй план с приходом нового пополнения новобранцев. Вадим же завоевал определённый авторитет, теперь его побаивались, и никто не пытался его, даже задевать. А после одного случая, его стали даже уважать. Один раз его поставили обучать вновь прибывших салаг, пользоваться снаряжением и обмундированием. Вадим накинул на себя плащ палатку и стал показывать, как её надо носить на себе. Когда он немного запутался, к нему незаметно подошел со спины один сверхсрочник и, ради шутки, накинул плащ палатку ему на голову. Вадим мог видеть только хромовые сапоги шутника и полушерстяное галифе. Тогда он догадался, кто это может быть. Не долго думая, он схватил прапорщика за руки, присел и бросил нападавшего через себя, знакомым ему приёмом.

Прапорщик грохнулся об пол с большим шумом, потом, кряхтя, стал подниматься. Вадик подскочил к нему, сделал озабоченный вид и стал помогать ему, говоря, как-бы с сожалением: «Надо же, как я так мог. А я-то думал, кто-то из ребят так шутит».

Прапорщику было уже далеко за сорок, такой удар, он переносил, с трудом. Согнувшись в три погибели, он заковылял в каптёрку, повторяя неустанно: «Всё, убили меня, убили, напрочь убили».

После этого случая, Вадима начали просто бояться. Он ощущал это, тем самым, тешил своё самолюбие. Первый раз в жизни он радовался тому, что его бояться. К нему очень многие лезли в друзья, но он понимал, что это вовсе не дружба, а просто лизоблюдство. Так, без друзей, он прослужил до конца срока, потеряв надолго это волнующее чувство, которое он ощущал только рядом со своим бывшим одноклассником Тимохой. Служба на границе потекла скучно и однообразно. Переходов через их границу не было давно, да и что толку её переходить, если с Финляндией был договор о взаимном возвращении нарушителей. На участках, ближе к Выборгу попытки перехода всё же были. Это была в основном молодёжь, попавшая под влияние иностранных радиостанций, жаждущая пожить в капиталистическом рае. Были даже отдельные случаи перехода границы, но всех незадачливых нарушителей возвращали финские власти. На их же участке, была такая глухомань, что по приезду на автобусе в соседнее селение какого-нибудь чужака, об этом событии знали уже все соседние заставы. Работа с местным населением велась на высоком уровне.

Но это расхолаживало и самих пограничников. Вадик был парнем дотошным, он научился, как надо выравнивать пропаханную контрольную полосу небольшой рогаткой, чтобы это было незаметно, потом научился проходить и все секретные сигнальные провода, проложенные в траве. Всё это он использовал, когда его наряд заступал на охрану Государственной границы. Когда его бойцы проходили за ворота после колючей проволоки и контрольной полосы, им следовало дежурить вдоль границы по нейтральной полосе, пока их не сменит следующий наряд. Но они поступали так. Растягивали колючую проволоку на ограждении и пролезали вместе с собакой обратно на свою территорию. Чтобы не цепляла колючая проволока, они подкладывали ватники на неё. Затем преодолевали пропаханную контрольную полосу, выравнивая за собой следы. Все остальные секретные провода, проходящие в траве, они знали наизусть. Потом весь наряд отправлялся в собачник, который находился поодаль от заставы, туда офицеры и прапорщики не любили захаживать. Там, в тёплой каморке двое солдат просто ложились спать, а самый молодой должен был следить за временем, чтобы не проспать к смене наряда и вернуться обратным путём на нейтральную полосу. Так и прошел у него этот скучный и бесполезный, как он считал, отрывок жизни, называемый, службой в Армии.