Ольга Манскова: Учителя и м-ученики

– Ну, если ты так считаешь, то по вере тебе и воздастся… Значит, ты летать тогда никогда не будешь.

– Да, пускай я не буду летать, как Махариши, и рисовать тысячу птиц в день, как Шри Чинмой… Кстати, его приверженцы соблюдают, так сказать, полный целибат и любить им дозволяется только портрет Учителя. На этот счет они даже шпионят друг за другом.

– Не только птиц не сможешь рисовать, но и вообще с таким пониманием ты ничего в жизни не достигнешь.

– Я достигну лишь того, что открою в себе самом, а не в Шри Чинмое!

– Нет, постой, погоди! Если ты не выйдешь из своего устойчивого квадрата, не разовьешься до состояния пирамиды, если ты будешь устойчив, но не восприимчив – а ведь только сочетание устойчивости и восприимчивости дает развитие – то ты не достигнешь равновесного креста, вечно будешь циклиться: одни циклятся на восприимчивости – и для них ничего не существует, кроме Шри Чинмоя, а другие – на невосприимчивости, и до них совсем нельзя донести истину. А надо сочетать в себе квадрат и треугольник!

– А я почему-то считаю, что все «шричинмойские» общества именно сознательно и намеренно отбирают только таких, у кого в дальнейшем только на Шри Чинмое свет клином и сойдется… И потому их учитель потом и рисует так много птиц в день и тяжести поднимает энергией сухожилий, или – чем ещё там? Ведь его так все любят!

– Да ну тебя! С тобой совершенно невозможно разговаривать! – обиделся Виктор. – Вот и живи в своем жалком мирке, довольствуйся своей жалкой конурой и жалкой зарплатой!

– Достойное пожелание святого учителя эзотерики! Да я уж как-нибудь проживу… Не король, храмов и дворцов мне не надо. А вот святые подвижники даже этого мирка, описанного тобою, не имели, а жили в каморках эдак метра два на три, без окон, под землёй, и достигали самых больших высот человеческого духа! Ступай себе с миром, сын мой! – и Василь перекрестил Виктора, который совсем взвился от злости, уходя. Если б здесь была дверь, он бы ею хлопнул.

Большинство эзотериков, вставших в это утро ровно в пять, отправились на Лысую ещё затемно, спешно разогрев на костре чай, собрав необходимые вещи и еду. Наталья тоже встала, вылезла из палатки при звуках «бешеного колокольчика», как окрестил Андрей вчера «вечевой» колокол на веревочке. Она из вредности не пошла будить Сергея, который, скорее всего, дрых в палатке, как абсолютное бревно.

Все проснувшиеся были ведомы Евграфием. Он предупредил: «Не отставать! Никого ждать не будем!», – и быстро пошел впереди походным маршем. Поднявшись с поляны на пригорок, все они направились вначале к «Скале», как заранее предупредил Евграфий.

Оказалось, что «Скалой» эзотерики называли непонятное мрачное сооружение из камней, созданное по плану какого-то странного древнего архитектора. Что сооружение было рукотворное – сомнений не было. Больше всего оно напоминало сложенную из камней играющими детьми башенку, широкую внизу и сужающуюся кверху, причем сложенную не из одинаковых по размеру камней, а из всяких, какие только попались под руку, в числе которых были и огромные плиты, и совсем мелкие камни. Поскольку нагромождено всё это было весьма небрежно, башня-скала получилась, по-видимому, несколько кривой. Зато размеры… Будто дети огромных великанов поиграли здесь в песочек и камушки… Песочек зарос лесом, а башня из камешков, в которой никто никогда не жил – осталась.

Многие из пришедших сюда видели это место впервые, и Евграфий разрешил всем желающим подойти к башне-скале поближе, потрогать её руками, взобраться на неё – как кому хочется. К тому же, под сооружением из камней, в низине, располагался действующий грязевой источник. И некоторые, те, кто умудрился захватить с собой какую-нибудь ёмкость, пошли наполнять её грязью: она, как говорили, была лечебной.

– Многим людям идёт информация, что именно на этом месте, около Скалы, будет воздвигнут в скором времени храм, – прокомментировал Евграфий.

Затем Евграфий велел всем построиться в круг на ровной открытой площадке, примыкающей к «Скале». Там находились положенные кем-то квадратом бревна-лавочки, а в центре недавно разжигали костер. Осталось кострище. Прямо вокруг этого места, вокруг лавочек, расставил Евграфий людей на Магнит, став сам в самую сердцевину образованного круга. Рядом с пепелищем от костра.

Начался Магнит мягко, постепенно. Евграфий говорил что-то об информационных каналах, связывающих планеты, о Точке Света, на которой надо внутренне сосредоточиться, чтобы получить канал… Плавно, медленно, с большими промежутками пауз между словами, отчего создавалось впечатление, что слова постепенно падают откуда-то сверху. Это впечатление усиливалось монотонностью речи.