В конце концов, она выкрикнула:
– Игнес, прекрати!
Она крикнула это громко, но я ее не испугалась. Во мне проснулся какой-то странный, неосознанный азарт, и она, еще злее, закричала:
– Прекрати! Прекрати!
И злобно стала помешивать ложкой в котелочке, где варилась моя каша, злополучная, надо сказать.
Я упорно стучала. И вот, она, бросив свою ложку куда-то в угол кухни, равнодушно (а миг назад, ее глаза метали молнии!) взглянула на меня и начала танцевать под стук моей ложки.
– Останешься без еды, – сказала она, верчась и притопывая ногами.
Правда, часа через два, она сжалилась надо мной. Когда, наконец, пришла Мэгги, она разрешила меня накормить. Мэгги не любит вспоминать об этом, но, думаю, это подорвало авторитет матери в ее глазах.
Говоря в целом о натуре нашей мамы, проще сказать коротко. Нет, не проще. Конечно, Тедди, мне сложно.
Итак. Миссис Эванс – актриса. Уверена, ты и сам это не раз чувствовал, и, сама знаю, это не комплимент. Нет, нет, только не осуждай меня за то, что я осуждаю ее. Просто, я так думаю. Это не оправдание?.. Помню, стоило появиться в комнате третьему человеку, особенно, если первые двое – это мама и я, то она начинала играть роль. Говоря что-то, она приукрашивает рассказ до только ведомых ей глупых фраз, а если и не привирает, то в разговоре, в поведении, я, как человек, знающий ее со своего рождения, тут же вижу фальшь, которая зачастую другим не видна.
Но они наши родители, и мы их дети.
Понимаешь, Тедди? Даже сейчас, когда все эти листы из моих мыслей, с каждым жутким, чуждым днём, материализуются в эти письма… Не смотря на мои барьеры, стены, я люблю их. И эти дни, и эти пустоты в моей жизни, и наших родителей.
И очень скучаю по тебе, Тедди.
Письмо от 1 августа, 1917г
Год и один месяц назад ты уехал.
Я пишу тебе дважды в месяц, надеясь, что письмо придет где-то в середине месяца. Я имею в виду твое письмо, которое я жду каждый день.
Мне кажется, что я говорю сейчас с тобой, и всё получается как в наших прежних беседах – моя сбивчивая речь и твоё внимательное молчание.
Я не говорила с тобой… То есть, не получаю ответа целый год. И месяц. Но вот очередное мое письмо, снова ожидание… Нет, не так. Раньше я просто ждала твоих писем, а теперь жду ответа. Знаю, ты бы сейчас вопросительно поднял брови – но, Тедди, разница есть.
Заметил, в письме много цифр? Все, как ты любишь.
Допустим, мне 22 года, а тебе 24. И это тоже цифры. Хотя, к чему они? Будто это важно! Но ты просил – пиши все, что придет в голову. Я давно об этом молчала, не говорила никому, и вот теперь ты вынужден это читать. Я писала о родителях, описывала мысли о рождении и жизни, но ты молчишь. Ты не подтверждаешь и не споришь, Тедди. Мне пусто. Есть такое словосочетание? Уверена, оно тебе знакомо.
Вчера я ездила домой. Мама была в синем платье, холодная и обманчиво неподвижная, как айсберг (образ для гостей. Да, Тедди, там я уже гость), а отец в черном костюме-тройке. У него седые волосы.
Знаешь, есть такое утверждение, что существуют два типа людей: люди-кошки и люди-собаки. В некотором роде, это психология, но скорее физиогномика. Я сидела рядом с родителями, отстранёнными, которые и друг другу-то будто никто, они что-то отвечали мне, но совершенно не выражали интереса к моим мыслям или чувствам. Обычно, интересовался этим только ты. Казалось, смотря на них, у человека недолжно быть каких-то вольных мыслей или сторонних рассуждений – только дела, факты, события, которые строго происходят с каждым.
Они сидели со мной за одним столом, гордые, отстраненные и неприкосновенные, как кот и кошка. Отец бы теперь, уж точно, не позволил бы стащить с его лица очки, а мама не допустила бы проявлений буйного нрава. Лощёные, сверкающие шкурками кот и кошка, взирали на меня, доверчиво и грустно ждущую от них подачку в виде доброго, искреннего слова, а получающую недоумевающий взгляд свысока.
Ты, Тедди, должно быть решил, что я спятила, рассуждая так. Я не имею права распределять людей по ролям, это так, но мне стало любопытно это сравнение. Прости, если это глупо.
На обратном пути, один седоусый джентльмен, видимо, заплутавший, выйдя раньше времени из экипажа, спросил меня, как добраться до улицы Н., напомнив мне своей улыбкой добродушного золотистого ретривера. Я рассказала ему, где находится эта улица (за булочной и в арку), и он снова мне улыбнулся, это было так искренне, будто он завилял хвостом! (В такой момент, мне показалось, что эти сирены и дирижабли, лишь вчерашний кошмар).
Читать дальше