Елена Клепикова: В городе яблок. Были и небыли

И еще я помню, как был разрушен Каменный цветок.

В тот памятный год весна в Семиречье выдалась тёплая, радостная. Только в апреле начались странности: из-под земли потекла вода, будто кто-то выдавливал её на поверхность. Вода заливала пашни, луга, подвалы домов. Застаивалась в низинах мелкими, парными озёрами. Но к маю вода ушла и благодарная земля зацвела-зазеленела – трава вымахала в рост человека, в бело-розовой кипени яблоневых садов гудели пчёлы, нежно и сладко пахли цветы степной сирени – тамариска.

Федяша смотрел на небо. По небу серыми страховитыми драконами ползли облака. Багрово-красное, цвета раскалённого железа, солнце висело над горизонтом. «Боженька гневается», – подумал парень, и тут земля закачалась под ногами. Сначала она колыхалась легко, как детская люлька, которую под напевную колыбельную покачивает мамка, потом задрожала, потом заходила ходуном, наконец, вздрогнула и затихла. Коровы замычали, кинулись в разные стороны и Федяша, щёлкая кнутом, принялся сбивать их в стадо. Две пастушьи собаки, верные помощницы, заливаясь лаем, подогнали отбившихся коров и пастух направил стадо домой, к станице.

Хозяева разобрали бурёнок, Федяша завёл свою корову во двор, подтолкнул к хлеву. Корова мотала головой, упиралась – не хотела заходить внутрь. Из окна избы выглянула мать, махнула рукой, мол, оставь ты её, пойдём ужинать. Федяша ел кашу – жёлтые пшённые крупинки плавали в молоке и походили на маленькие добрые солнышки. Совсем непохожие на сегодняшнее солнце. В открытое окно влетали ласточки, тревожно метались по горнице и с писком выпархивали обратно. С улицы доносился хриплый собачий лай, что-то напевала, укачивая ребёнка, мать. Но Федяша ничего не слышал, он был глухонемым от рождения.

Плавно сдвинулись к краю стола миски – опять закачалась земля. Федяша встал, подошёл к матери, погладил по голове уснувшую сестрёнку, показал на дверь. Мать не понимала, он ласково подтолкнул её к двери и тут изба вздрогнула. Сестрёнка проснулась, заплакала. Федяша вытолкал из дома мать с ребёнком на руках, схватил с кровати лоскутное одеяло и выскочил следом. По двору метались обезумевшие собаки. Федяша кинул одеяло у забора, потянул к нему мать. Он размахивал руками, показывал на небо, на землю, на избу, потом рухнул на колени и закричал, и столько мольбы было в этом немом крике, что мать поняла. Послушно подошла к одеялу, села, прижимая к груди девочку.

Земля качалась, как малая лодочка на волнах могучего океана, а перед рассветом раздался подземный гул, похожий на далёкие, штормовые раскаты грома и земля содрогнулась от страшного удара. Раздался грохот и треск, дикое ржание и мычание, успевших вырваться на волю животных, собачий лай. И крики людей.

С восходом солнца стало видно, что почти все добротные, рубленые из тянь-шаньской ели, избы сельчан устояли. Развалились только печи да глинобитные сарайки и летние кухни. Но над городом Верным густым облаком клубилась пыль. Казалось, города больше нет, рассыпался в прах Каменный цветок Семиречья.

Федяша стоял у изгороди, помахивал кнутом, ждал, когда можно будет гнать коров на выпас. Коров никто не приводил. На телеге подъехал сосед, дед Егор, остановился рядом. У околицы Малой Алматинской станицы собрались мужики, сложили в телегу лопаты, топоры, пеньковые верёвки, вёдра, дружно помолились и зашагали в Верный, на помощь тем, кому ещё можно было помочь. Федяша смотрел им вслед, потом решился, свернул кнут кольцом, положил у дороги, и кинулся догонять станичников.

– Да-а, вот так оно и бывает. Живёшь себе, в ус не дуешь, дела на завтра откладываешь. А «завтра» может и не быть.

– Ты как не местный, право. Привыкнуть бы пора – здесь всегда трясёт, то сильнее, то слабее. Не спорю, «Верненская катастрофа» – испытание суровое, но Кеминское землетрясение3 3 Кеминское землетрясение – катастрофическое землетрясение в Верном 22 декабря 1910 года (4 января 1911 года – по новому стилю). Названо так по эпицентру землетрясения в Чилико-Кеминском горном узле, связывающем два хребта Заилийского и Кунгей Алатау. Оно стало одним из сильнейших внутриконтинентальных землетрясений в истории. Именно после него Верный приобрёл славу одного из самых опасных для проживания городов в мире из-за угрозы природных катастроф.пострашнее было.

– Вот потому алмаатинцев безбашенными называют, совсем страха не мают.