Елена Клепикова - В городе яблок. Были и небыли

Родители наградили сына истинно гоголевским именем – Нечипор. Нечипор Мамко. Пока семья жила в Целинном крае, проблем у мальчика не было. Но стоило переехать в Алма-Ату… Пацаны во дворе немедленно окрестили новичка по аналогии с Чиполлино – Чипамамка, Чипа. Кличка Нечипору не понравилась: он начал драться. Драться во дворе, драться в школе. Синяки под глазами перманентно кочевали слева направо и справа налево, скитались по лицу, окрашивая кожу мутным радужным спектром. К «Чипе» прибавилось «Слива» из-за вечно разбитого носа.

Как-то после очередной драки во двор выплыла соседка, Грета Францевна. Протянув побитому Нечипору белоснежный батистовый платок, спросила:

– За что бьёмся?

– За имя, – проворчал Нечипор. – Какой я Чипа?

– А как тебя еще называть – Порик или Неча? – зашумели мальчишки.

– Деточка, у тебя мужественное сердце и удивительное имя – Никифор. По-гречески – победоносец, – соизволила пояснить Грета Францевна. – А вам, молодые люди, должно быть совестно.

Дворовый заводила Колька оглянулся на своё воинство. Воинство ждало колькиного решения – как скажет, так и будет. Вожак ответил:

– Поняли, бабушка Грета. – Обратился к Нечипору. – У нас один Кешка есть – Еркын. Будешь Кешкой вторым?

– Кешкой – буду, – солидно отозвался Нечипор.

– Тогда пошли в футбол стукать. Ты в защиту или нападение?

– Я лучше на ворота.

– Вот и славно, – заключила Грета Францевна.

Так и стал Нечипор Мамко по паспорту, Никифором-Кешей Мамкиным по жизни.

Была у Кеши тайная страсть или слабость, словом то, что по-заморски можно назвать хобби. Мамкин любил и умел шить – всё, что угодно: рубашки отцу, халаты и выходные платья матери. Строчить брюки, куртки, рюкзаки, шляпы. Из обрезков кожи, фетра, джинсы, солдатской диагонали, ситца и кремплена он создавал шедевры портновского искусства. Родители, пошитые сыном, вещи носили с удовольствием, хвалились обновками, но никогда и никому не говорили, кто создатель стильных, удобных одеяний. Совестились, опасаясь осуждения: такой парень, а занимается бабским делом. Мать, расправляя воланы на новой блузке, говорила: «Дальняя родственница – портниха, пошила. Что вы, что вы, она заказы не берёт. Вы же понимаете» – и многозначительно поджимала губы.

Пришлось Никифору, в угоду родителям, закончить стандартный технический ВУЗ и отсиживать инженером в неком проектном НИИ. С распадом Союза развалился и НИИ: сотрудники разбрелись и занялись кто чем. Мамкин стал челноком. Ему понравилось слово – напоминало о тайной истинной жизни, да и по сути – сновал туда-сюда, как швейный челнок. Сначала ездил в Китай, потом в Турцию, немного раскрутившись – в Эмираты, потихоньку подумывал о Европе.

Однажды сходя мокрой ночью по трапу самолёта после очередной удачной поездки, неловко повернулся, «поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся – гипс». Сложный перелом левой голени и коленного сустава надолго приковал Мамкина к дому.

Жена с утра уходила на работу, дети в школу, после на тренировки, в кружки, просто погулять – семья собиралась дома к восьми вечера. Немощный глава семьи сидел в одиночестве. Мамкин затосковал, стал жалеть себя, вспоминать молодость и начал… шить. Буйная фантазия вкупе с древней машинкой Зингера творили чудеса. Комбинезоны, пальтишки, платья, которые жена Мамкина относила в специализированные магазины, разлетались, как горячие пирожки среди оголодавших студентов. После смокинга, «построенного» для крошечного рыжего той-терьера, к Мамкину стали записываться в очередь сдвинутые на своих питомцах владельцы элитных собачек. Хорошим тоном стало являться на вечеринку или «выходить в свет» с собачкой «в наряде от Мамкина».

Как-то к Никифору пришла матушка олигарха местного значения, дама преклонных лет с такой же пожилой болонкой и заказала к грядущему семейному торжеству для любимой собачки вечерний костюм. Мамкин с восторгом согласился и блестяще выполнил поставленную задачу. Костюмчик получился на загляденье: шёлковый цельнокроеный фрак, переходящий в штанишки с лампасами, белая манишка, красный кушак, галстук-бабочка. Хитрушка заключалась в отсутствии застёжки. Псинку приходилось запихивать в одеяние через горловину и затягивать на шее бабочкой.

Придя за готовым изделием, дама пожелала увидеть любимца в торжественном наряде – ладно ли костюмчик сидит. Усадив хозяйку на мягкий диван в гостиной, кутюрье понёс собачку в спальню, где и приступил к сложному процессу облачения бедного животного. Болонка сопротивлялась, Мамкин упорно впихивал её в одёжку и только успел затянуть на шее галстук, как собака, не вынеся напряжения и груза прожитых лет, испустила дух. Попросту скончалась. Мамкин обмер. Попытался делать собаке искусственное дыхание, начал трясти и в этот момент в комнату вошла заждавшаяся хозяйка болонки. Увидев, как негодяй-портняжка обращается с «сюси-пуси солнышком, отрадой жизни» дама страшным голосом выкрикнула: «Мерзавец!» и, схватившись за грудь, рухнула на пол.