Андрей Пермяков: Тёмная сторона света. Бесконечная книга, часть вторая

Ещё собака залаяла. Далеко, но неустанно. Я долго в её сторону не смотрел. Потом оглянулся чуть. Ну, да. Правда, совсем не близко до нее., серая такая, никакая. У них это специальная защитная окраска: зимою прятаться на грязном городском снегу, а летом – в щебёнке и ямах, вырытых в тощей земле. Тут животина, правда, не скрывалась. Стояла между двух вагончиков смутного по темноте цвета, лая непрестанно. Потом голос послышался:

– Эй! Эй-эй. Уважаемый!

Стою, не оборачиваюсь. Вот сейчас меня та нечистая Вольво обязательно подберёт. Нет, однако, сорвалась. Автостоп – это ж рыбалка. Ну, ещё три поклёвки – и буду смотреть, кто меня зовёт:

– Парень! Ну, или мужик, ты кто? Иди сюда.

Капитулировал.

– А у вас собака добрая?

– Да вроде никого не кусала ещё.

– Хоть на поводок возьми…

Иду через невысокий снег, зачем-то перемешанный с опилками и мелкими древесными корявками, а псина умолкает. Вот ради чего они так устроены? Стоял от неё в ста шагах – подвергался обструкции. А чем ближе, тем спокойней.

За последний век социальные типы в нашей стране переменились до неузнаваемости. Можно, конечно, сказать «тургеневская девушка», однако, сие будет неточностью, для барышни обидной. Городовые – и те другими стали. Не говоря уж про учителей. Но вот подвид отставного унтер-офицера, трудящегося ныне в сторожах, столетие пережил. Я ещё лицо-то хозяина смутно видел, а знал: он мне про школу прапорщиков непременно расскажет. И про службу в Азии тоже. Ну, да: город Верный, теперь Алма-Ата. Даже аэродром знакомый оказался – у меня там дядька служил. Дембельнулся перед самым Афганом. И я про себя довольно честно говорил. Лекарства делаю, в Подмосковье работаю, своей квартиры нет, семья, дети, хорошо так устроились. Нет, почти не обманывают, аккуратно платят.

Внутреннее состояние Серёжиного жилища можно представлять, а можно и нет. Есть такое слово «каптёрка». И аромат соответствовал. Когда я берцы и носки снял, запах в фургончике почти не изменился. А ведь я шёл и ехал много часов, беспрерывно обутый.

Но отапливался сторожев домик как надо. В углу стоял небольшой баллон с газом, где-то вчетверть от тех, какие мы, родившиеся до Олимпиады, видели позади автоматов с газировкой. И был в том баллоне не скучный и углекислый газ, а смесь пропана с бутаном. Дальше короткий шланг, редуктор из латуни, а потом – длинный шланг. Заканчивался тот, второй, возле железяки на ножках, похожей на мангал. Только углей в том мангале не было, а горели ровным слоем синие огоньки. Это когда тепла избыток – синие. А вдруг надо добавить градусов – так красные. И гудели они по-разному. Очень скучно было думать, чего с тобой будет, когда ты этакую жаровню заденешь голою рукой. Я и не задевал. Только поглядывал иногда, представляя, будто смотрю внутрь маленького атомного реактора, и ничего мне за это не делается. Сначала мы с Серёжей про армию, где я и не был почти, говорили, а потом просто так говорили. Зачем-то я ему понравился. Он меня за пивом позвал.

Берцы надеваю, и под левой пяткой делается боль. Натоптал, значит. Это пока ещё не мозоль, но она там непременно будет. Обидно. Бил обувь молотком, разнашивал по городу – а без толку. Можно испортить себе поездку. Вот раскормился, так или худеть надо, или обувь подороже брать. Про снаряжение нам ещё Керуак рассказал. Ладно, чего теперь-то. Пошли. Собака больше не лаяла, а хвостом виляла. Её Юлией зовут, и все её любят, оказывается.

Сергей охранял довольно мёртвый участок: летом начали ремонт, сделали дорогу, а потом всё замёрзло. Увезли самоходную технику, но остальное пристыло к земле. Приезжали, чего надо отколупывали вшестером или ввосьмером, расходуя долгую смену. А потом, от середины зимы, просто сторожа оставили. И меняли его каждое утро. Это называлось «сутки через трое». Серёга мне так и объяснил:

– Ты на трассу не ходи. Скоро ГАЗелька придёт с Ефремова, они мне сменщика высадят, тебе место освободится, а меня, обратно когда ехать будут, заберут. Скажу им, будто ты мой племянник.

– А ты с Ефремова?

– Да. Теперь-то с Ефремова.

Лезли через полосатый барьер на середине федералки. Машин стало много, и атмосфера вокруг сделалась сероватой. Но не грязной, красивой. Сергей взял для своих нужд две «Балтики №9» в стекле, а я держал характер. Он бы так не понял безалкогольного поведения, но раз человек в завязке – такое понял. В закуску купил колбасы нарезной, подкопченной. Колбаса эта была в вакуумной упаковке, но собака Юлия всё равно учуяла. Ласкаться стала. Совсем подружились – за колбасу-то.