Наталья Сахарова - В едином ритме. Три повести

Я действительно сильно любил жену, как никого до неё и никого после. Но когда появилось больше денег, на меня начали обращать внимание молоденькие девушки (хотя не на меня, а на бумажник, скорее всего).

Помню как первый раз изменил жене. С секретаршей – высокой, с пышными формами. За эти самые формы я её и на работу взял. Она была настолько глупой, что мне приходилось самому набирать международные номера, никак не могла запомнить комбинацию для звонка.

Всех женщин, с кем был близок, и не вспомню сейчас. Я был с ними диким животным, хотя животные в этом плане чище людей.

У меня не было никакого уважения к женщинам, с которыми я спал. Не имело значения то, какие они, что за мысли витают в их хорошеньких головах, что они чувствуют. Женщина со мной из-за денег? Ну и пусть, это только подхлёстывало моё желание грубо овладеть ею.

Согласен с теми, кто сравнивает несдержанность в сексе со страстью к шоколадным батончикам или к сладким газированным напиткам. Чем больше употребляешь, тем сильнее хочется, становишься зависимым – как от батончиков и газировки, так и от беспорядочного секса.

Я даже не помню, как звали девушек, которые были с нами в машине в ту роковую ночь. Мы с моим заместителем познакомились с ними в ночном клубе. Девушки были одного возраста с моей дочерью. Мы хотели ими жадно попользоваться, а, в итоге, ещё и погубили, в той жуткой аварии.

Я слышал, мужчины заводят другую, потому что не получают теплоту и нежность дома – от жены. А я, наверное, был избалован нежностью и теплотой. И перестал ценить.

Дети спрашивали, верю ли я их отцу, не ревную ли.

Сын злился – думаю, знал что-то. Он работал одно время вместе с отцом, но в какой-то момент неожиданно нашёл другую работу. Сказал, что ему предложили перспективное место, но у них с отцом резко испортились отношения.

Мне кажется, он застал мужа с кем-то на работе – видимо, с другой женщиной. Я чувствовала, что сын злится не только на отца, но и на меня (за то, что терплю), и на себя (за то, что стал свидетелем лжи).

С тех пор муж стал отдаляться от нас ещё сильнее. Его практически не бывало к ужину. Видимо, боялся встреч с сыном.

Дочь всё хотела найти доказательства. Однажды, когда муж пошёл в душ, он оставил телефон на тумбочке возле телевизора (забыл спрятать, как делал обычно). Когда я вошла в комнату, дочка держала в руке его телефон. Я запретила ей копаться в нём. Не знаю, столько ли от того, что это было неуважение к отцу, или потому что сама не хотела убеждаться в обмане. В тот вечер я оставила себя без доказательств.

Но авария расставила всё по своим местам. В той машине он был со своим помощником и двумя женщинами. Все погибли, в живых остался только муж.

Дочь перестала называть его папой. Теперь говорит «отец», хотя раньше никогда его так не называла. А сын, когда всё это случилось, сказал: «Лучше б он сдох», я заплакала.

В больнице, куда его привезли после аварии, на меня смотрели с жалостью, как на неудачницу. Дежурила у операционной. Потом сидела дни и ночи в кресле у его кровати. В кресле же и засыпала. Отказывалась от еды.

Простила его. Но до сих пор больно.

Глупо это: из-за минутных слабостей ставить под удар семью.

Я даже ревновал жену. Привык изменять, судил по себе. Забыл, что на свете существует верность и преданность, что когда-то сам был способен на чистую любовь.

У меня не было для ревности никаких оснований. Жена либо работала, либо занималась детьми. Свободного времени у неё не было совсем, в отличие от меня.

Я ревновал её ко всем подряд, она красивая женщина. Но особенно к тому парню, у которого я её отбил. Одноклассник жены, он до сих пор её любит – я уверен в этом. Он даже не женился, хотя прошла уже вечность после того, как они сидели за одной партой. Сейчас он генеральный директор той фирмы, в которой жена работает.

Однажды этот её одноклассник увидел меня с любовницей. Мы выходили из отеля (сняли номер на обеденное время). Я проверял на ходу ширинку, а у моей спутницы был потасканный вид. Одноклассник жены заходил внутрь. Мы поздоровались и видно было, что он всё понял.

Я опасался, что он расскажет жене (это было козырем в его руках, он ведь хочет быть с ней). Опасался не потому, что не хотел причинить ей боль. Семья – моя территория, я не готов был кого-либо на неё допускать. Я вернулся домой в тот вечер злым, стал расспрашивать о нём, говорил, что она должна уволиться. Жена не понимала моего напора, уверяла, что они друзья, что между ними ничего не было с тех пор, как она выбрала меня. И это была правда. Но тогда я не верил, потому что был всецело во власти ревности. Ревность вызывала во мне агрессию. Сказывалось ещё то, что я много пил (крепкий алкоголь делает меня неуправляемым).