Наталья Сахарова - В едином ритме. Три повести

Да, мой муж ошибся. Да, это не в первый раз. Но он достаточно дорог для меня, чтобы не бросать его в беде.

Я знаю, он сам винит себя сейчас сильнее, чем кто-либо другой, а даже прощения попросить не может. Речь для него теперь недоступна. Для него теперь ничего не доступно. Он как птица в клетке, а я не в состоянии эту клетку открыть. Только время знает, когда он снова начнёт ходить, говорить, ощущать. Если вообще начнёт.

Теперь я часто вспоминаю один эпизод из детства.

Мой отец был орнитологом, работал в центре кольцевания птиц. Я редко приходила к нему на работу – мне было жалко птичек. Это сейчас я понимаю важность занятия отца, а тогда считала, что люди не в праве покушаться на свободу пернатых (пусть даже на несколько минут, необходимых для проведения измерений).

Во время одного моего визита к отцу в сети орнитологов попал красноголовый королёк. Он был оливково-зелёный с бронзовой спинкой и беловатым брюшком, в оранжевой шапочке из перьев, с крохотными глазками, обведёнными черными полосками. Красноголовый королёк – одна из самых маленьких птиц в наших краях. Но несмотря на то, что длина его всего 9 см, а весит он грамм 6, это настоящая перелётная птица. Он пролетает через всю Европу и добирается даже до Марокко и Туниса – девочкой я очень гордилась этим фактом, как будто была к нему причастна.

Со слезами на глазах следила я за тем, как папа проводил свои измерения. Больше всего меня злила процедура взвешивания. Чтобы определить точный вес королька, его опрокидывали вниз головой в стаканчик для взвешивания – так, что наружу торчали только лапки и хвостик. Мне казалось, это унизительно для такого подвижного создания.

В тот день, окончив измерения, отец позволил мне самой выпустить королька на волю. Я аккуратно взяла птичку и протянула руку к окну. Крохотное сердце королька бешено билось, пульсируя о стенки моей ладони. Я прошептала ему извинения за папу, потом поцеловала оранжевую шапочку из оперения и раскрыла ладонь. Королёк стремительно выпорхнул из моих рук и исчез среди деревьев, но всё ещё слышно было его тонкий постепенно повышающийся свист. А я вытирала мокрое от слёз лицо и радовалась освобождению птицы из временной клетки.

Опять пришла кормить.

А вот не буду я есть! Нужно плотно смыкать губы при попытках влить в меня еду. Вот так. И не просунешь ты ложку между зубами.

Говорит, чтобы выздороветь, нужны силы. Да ты посмотри на меня, зачем мне силы? Для чего эта еда, зачем поддерживать во мне жизнь, если я не говорю, не двигаю ни руками, ни ногами, не ощущаю испражняюсь ли я? А интересно, как я вообще хожу в туалет, еду то она в меня раньше впихивала. Видел как-то у неё в руках что-то белое, похожее на детские подгузники. Наверное, это они и были. Совсем сдурела что ли, надевать на меня подгузники?!

Не буду я есть! Ты же видишь, не хочу я размыкать губы.

А она настойчивая. Такой и была всегда. Выдержала от меня столько гадостей. Терпела, а не уходила. Всё пыталась сохранить семью.

Отошла. Что она интересно делает? Работает? Да когда, если она всё время со мной. Может, отпуск взяла? Но у меня ощущение, что я валяюсь в этой кровати уже вечность.

Дети не приходили, по крайней мере не видел их. Они знают, наверное, что я был в ту ночь не один. Сын как-то говорил, что убьёт меня, если буду продолжать изменять их маме, лез драться. Дочка никогда не простит. Не хотят меня видеть дети, вот и не приходят. Интересно, увижу я их когда-нибудь снова?

Врач сказал, когда я пришёл в себя, что из нас четверых выжил только я. Видимо, самый грешный. Остальным было позволено умереть, а мне достались мучения.

Клонит в сон. Посплю. Когда сплю хотя бы не думаю.

Он ничего не ел почти сутки. Несколько раз подходила к нему, пыталась всунуть ложку между зубами, не даёт.

Сейчас опять спит. Если, как проснётся, не позволит покормить себя, буду звонить в больницу. Придётся ставить капельницы. Хотя врач говорил, что муж быстрее придёт в себя, если будет питаться естественно.

Ему нужно восстанавливаться, набираться сил и он обязательно поправится, я верю. А мы, семья, поддержим его. Хотя дети до сих пор к нему не пришли, упрямые они у нас. Но поймут, отец всё-таки.

Сижу в его изголовье, жду пока откроет глаза. Нужно не пропустить этот момент: покормить как только проснётся, чтобы снова не уснул.

Шевелит ресницами. Буду кормить.

– Да что же это такое?! Ты что, издеваешься надо мной? Ешь, тебе нужно поправляться!