Дарья Матрохина: А завтра – конец…

За три недели он нашёл только один ответ: у здоровых сзади на шее был маленький след, будто от укуса. Возможно, это ошибка и маленький комок непонятного вещества – просто чтобы отличать тела здоровых от заражённых? Значит, он есть только у зомби, или наоборот? Столько ответов и ни одного вопроса! Это уже начинало бесить! И ещё Ника, только поднявшись с постели, сразу же начала рваться к своему заражённому. И не то чтобы Бубен ревновал. Совсем нет. Просто он считал, что заражённые – уже не люди, и так полагаться на них – просто глупо. К тому же, это стало уже похоже на поклонение и восхищение. При том, что они не перекинулись и парой слов. Возможно, он просто и не умеет говорить. И завтра она снова будет с самого утра проситься пойти, поговорить, объяснить… Как же бесит! Ведь рядом с ней живой, настоящий человек, а она бежит к какому-то мертвецу. Все они мертвецы. С того самого момента, как заразились. И ревность тут совсем ни при чём. Просто у Ники есть иммунитет к этой болезни. На самом деле эта болезнь не убивает – она не даёт умереть…

– Как ты себя чувствуешь?

– Я не знаю. Какие-то странные ощущения. Я чувствую себя совершенно здоровой, но при этом невероятно слабой. Будто мне сказали, что я могу летать, но не дали крыльев. Ноги ходят, но они как будто совсем не мои.

– Это временно, ты просто не до конца оправилась от болезни.

– Мне так плохо.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Ты можешь рассказать мне что-нибудь интересное?

– О чём?

– О чём угодно. Я устала от это мира, устала постоянно быть настороже, быть готовой обороняться, бежать, стрелять и снова обороняться. Я не создана для этого мира.

– Мы все не созданы для него.

– Так ты расскажешь мне что-нибудь?

– Да.

– Точно?

– Обязательно. А сейчас – спи…

– Мне страшно.

– Чего ты боишься?

– Всего. Я будто снова становлюсь маленькой и слабой. А ещё у меня болит голова.

– Сильно?

– Да. Виски как будто разрывают на части.

– А вот я сейчас тебя поглажу и сразу станет легче.

– Точно?

– Да…

– Почему ты не даёшь мне просто туда сходить?

– Ты ещё не до конца восстановилась. Мы не можем так рисковать.

– Чего ты боишься?

– Я боюсь, что ты опять заболеешь, или, хуже того, подцепишь что-нибудь.

– Раньше тебя это не пугало. Мы даже в озеро забрались. И ничего подобного не случилось. Я уверена, что всё будет хорошо.

– К сожалению, в данном случае одной уверенности мало…

Её речь с каждым днём становилась всё проще, исчезли сложные обороты, голос начал медленно терять краски, движения замедлились. Всё, что раньше указывало на наличие разумной жизни, исчезло. Реакция зрачков была настолько замедлена, что при поднесении фонарика, приходилось ждать больше десяти минут, пока глаз начнёт изменяться. Руки почти потеряли чувствительность, но куры начали слушать беспрекословно, будто понимая её молчание по-своему…

Дни слились в один сплошной поток. И, если Ника ещё хоть как-то соблюдала режим, потому что вынуждена была следить за курами, то Бубен начисто игнорировал все законы жизни. Он мог запереться в бывшем кабинете директора и подолгу изучать те дневники работников, которые там обнаружил. Там описывались первые дни эпидемии. В тот момент здесь было полторы сотни работников, но они не встретили никого. Последняя запись дневника директора рассказывала о том, что он собирается сходить к лесу, чтобы посмотреть как обстоят дела в городе. Тот пригорок позволял подойти очень близко и остаться незамеченным.

Ещё в дневнике описывали первые этапы заражения у людей, которые были замечены в контакте с агрессивными больными. Говорить об этом девушке он не стал. Вот уже третью неделю у неё наблюдались характерные симптомы…

Осень встретили довольно сытно: убили одну курицу и сварили на печке, которую привезли с собой в машине, наваристый бульон. Ника ела с видимым удовольствием, а мальчику кусок в горло не лез: всё ещё не был понятно, как жить дальше без электричества, когда на пороге зима, а возможности согреться дровами или бензином нет. Он всё своё время посвящал этой проблеме: прочитал всё руководство из директорского кабинета, проверил склад на наличие дополнительных запасов бензина, даже заглянул в подвал, надеясь найти там котёл. Но ничего подобного не обнаружил…

Дело шло к зиме, стало заметно холоднее, на ночь приходилось включать старый обогреватель. С наступлением первых заморозков было решено взять кур к себе, иначе к весне не было бы возможности выжить дальше. А куры, будто что-то чувствуя, бешено неслись и вылуплялись по три штуки каждую неделю. Петух, раньше настороженно наблюдавший за единственным жёлтым комочком, теперь гордо шествовал в целом облаке облепивших его цыплят. В целом дело развивалось довольно неплохо: Бубен за прошедшие с момента заселения два месяца накосил травы и набрал червей, которые теперь радостно копошились в огромным чане в подвале. В этот же чан сваливались и бытовые отходы, потому что другого места на территории под это просто не нашлось. Состояние Ники то стабилизировалось, то резко ухудшалось, что приводило мальчика в бешенство. Она уже не просилась сходить к своему заражённому, только иногда грустно вздыхала, застыв перед окном…