Ева Видмер: Пустота

Девушка обернулась.

– А разве это важно? – она вдруг взглянула на него особенно, как будто искренне не понимала, но в тоже время по-доброму смеялась глазами.

– Я хотел бы знать. – Кирилл и сам замешкался, удивленный и даже немного разочарованный тем, что звонкоголосая особа, улыбающаяся ему своими огромными синими глазами, не хочет продолжать знакомство.

– Ты можешь называть меня, как тебе угодно, – засмеялась она. – Ну а вообще я Маргарита, – после короткой паузы все же призналась девушка, словно ужасно не любила свое имя.

Кирилл сделал несколько шагов ей навстречу.

– Очень рад нашему знакомству. Может?..

– Не думаю, – отрезала Маргарита, не дослушав, и ее голос потерял в миг легкость. Уже через мгновение она скрылась за дверью.

Кирилл разочаровано вздохнул и пошел к своей двери. Я не могла оторвать взгляд от захлопнувшейся за девушкой двери, мучаясь от желания заглянуть в ее квартиру, ощутить тепло, которым Маргарита заполняла все, где появлялась, в полной мере. То же самое чувство душило и моего человека. Именно тепло привлекало его с самой первой их встречи. Но мне попасть к ней в дом было не просто. Окна зимой почти никогда не открывают, а караулить открытую дверь можно было целыми сутками, поэтому я искренне надеялась, что Кирилл решится что-нибудь сделать, но, к нашему с ним счастью, Маргарита вскоре появилась сама.

В последнее время я почти не навещала Марию, полностью увлеченная жизнью Кирилла, которая стала меняться прямо на глазах. Он мне очень нравился. Его русые волосы, немного даже рыжеватые, продолговатое бледное лицо, добрые голубые глаза, особенно печальные в последнее время, прямой нос, тонкие розовые губы. Он не позволял себе щетину, даже когда подолгу не выходил из дома, и был достаточно придирчив к тому, что касалось его внешнего вида и комфорта, даже маленькое пятно на домашней одежде, его раздражало, что совсем ему, однако, не мешало жить в окружении крошек на столе и грязной посуды. Кирилл был хорошо сложен: у него были широкие плечи, сильные мускулистые руки, что немного странно для того, чье главное орудие – это слово. Мне особенно нравились его руки – красивые, с длинными прямыми пальцами, но в тоже время не худые, а привыкшие к работе, с проступившими венами, пронизывающими ладони и пальцы. Хотя я ни разу не видела, чтобы он что-то делал руками, кроме того, что изредка мыл посуду, чаще просто ополаскивал свою чашку, потому что пил он всегда только из нее, печатал на компьютере и писал от руки.

В этот день у моего человека было отвратительное настроение. Кирилл вернулся из редакции раньше обычного, у него состоялся очень жесткий разговор с начальством, которое требовало переписать четыре негодные статьи, а я, как верная, но невидимая жена, встречала его у порога. Он раздраженно сорвал с шеи шарф, который я нашла и убедила носить, чуть ли не срывая пуговицы, расстегнул пальто и бросил его на пол в прихожей. Мне бы хотелось подойти к нему и, положив руку на плечо, спросить, что же случилось, но я не была ему женой, а он понятия не имел о моем присутствии, поэтому я не решилась сводить его с ума.

Кирилл едва избавился от обуви, отправился на кухню и включил электрический чайник, который из-за довольно малого количества воды почти сразу же зашумел. Я последовала за ним. Когда я зашла, мой человек стоял, согнувшись и опираясь обеими руками на стол, посреди кухни, устремившись испепеляющим взглядом в чашку, которая осталась на столе после завтрака.

В этот момент мне было ужасно его жалко. Он ведь не был виноват, что в его жизни все получается не так гладко. Я знала, что мой человек хочет и изо всех сил пытается изменить свою жизнь, и гордилась им, но, видимо, его сил и моей гордости все-таки было слишком мало. Раздался щелчок закипевшего чайника. Мой человек вдруг схватил чашку и с неистовой силой бросил ее на пол, так что в ушах загудело. Я отшатнулась от грохота и испуганно смотрела на прыгающие по полу осколки. Кирилл закрыл руками лицо, дрожа не то от гнева, не то от страха, который вызвал у нас обоих. Ни он, ни я не знали, что делать дальше, будто эта разбитая чашка символизировала конец его привычной жизни, пусть и унылой, а теперь должно было начаться что-то совсем невыносимое.

И тут – звонок в дверь. Спасительный звонок в дверь. Судорожно приходя в себя, взъерошив по пути волосы, Кирилл побрел в прихожую, чуть было не задев меня плечом. Я оставалась на пороге кухни, откуда мне была видна входная дверь. Он не стал смотреть в глазок, но и не сразу справился с замком, дав себе время, чтобы не встретить не званных гостей видом безумца. Наконец, он взял себя в руки, выдохнул и открыл дверь.