Борис Егоров: Воробей в пустой конюшне, или Исповедь раздолбая – 2

Руслан – так звали кавказца – довел меня до автобуса. Когда я влез внутрь, что-то шевельнулось в ушибленной голове. Уж больно странная обстановка была в автобусе. Почти все места были заняты какими-то оборванцами, большая часть которых спала в разнообразных позах. А те, кто не спал – явно были пьяные в драбадан. В проходе между сиденьями стояло два ящика водки. Смотрел, смотрел я на эту картину – так и не понял, что мне не нравится. Махнул рукой, вытащил из ящика полную бутылку и…

Очухались вновь «завербованные» уже в Казахстане, в совхозе под названием

«Новоспасский». Как я выяснил впоследствии, обычно чеченцы покупали бичей в приемнике-распределителе, который был расположен в райцентре. А на этот раз кто—то из них посчитал, что им дешевле обойдется самим сгонять автобус в Россию и там набрать бродяг. Так они и сделали. Но при этом они не учли специфику нынешних времен. Они еще только собирались ехать в Россию, а ментам уже настучали обо всех их планах в подробностях. Поэтому чеченцы даже не успели начать распродажу живого товара – в совхоз прикатил точно такой же автобус – только с ментами – и всех привезенных бичей увезли в райцентровскую кутузку. И уже оттуда местные эксплуататоры набирали себе дармовую рабочую силу.

А насчет меня, спросите вы? А что – насчет меня? Как раз Союз нерушимый развалился, и документы восстановить возможности не было. И – забичевал я на семнадцать лет…

Вот интересное кино получается… Когда дубасишь кого-нибудь от всей души, еще если он здоровее тебя, или вообще их несколько – охренеть можно, какое удовольствие получаешь. Ходишь потом довольный, как слон. Ага. Но почему дней через несколько, как вспомнишь – так буквально блевать тянет? И нету таких интеллигентных мыслей в башке, типа, человек – венец творения, а я его по стенке размазываю. Нету. Просто тошно – и все тут.

Помню, как приятно было жить под крылом Шкипера. Заходишь в кабак, халдеи наперегонки несутся, коленки сшибают. Пажалста, пажалста, вот здесь вам будет удобнее, осетринка по спецзаказу, для вас придерживали, надеялись, зайдете… И тому подобное. Лабухи сразу все заказы побоку, заводили «Ваше благородие…» А уж девочки такой обстрел глазками начинали, что… мысли путались.

Но – давным-давно люди друг дружке доказывают, что в этой жизни за все приходится платить. В наши времена мобилок еще не было, поэтому связь держали либо малявами, либо… «а на словах велел передать». И вот приносит шестерка писульку от Шкипера. Там имя, фамилия и адрес. И слова «хорошо наказать».

Пошли мы с напарником. Позвонили, дверь сам клент открыл. Он явно нас ждал, потому как очень кислая морда у него была. Зашли мы в хату, а там, кроме жены его, еще двое детей. Лет восьми-десяти. Я, как их увидел, сразу клиенту сказал: «Айда прогуляемся. По свежему воздуху». А он, падла такая, возьми да ляпни: «Не пойду я никуда, убивайте здесь!» Ну, ясный пень, начался… краковяк вприсядку. Баба в ноги нам рухнула, в соплях запуталась. А пацаны отца обхватили с двух сторон молчком, и на нас, как два волчонка, смотрят.

В обшем, драться мне пришлось с напарником. После того, как он жене клиента ногой по голове заехал, а потом схватил одного пацана за волосы. Вытащил я все ж таки подельника из квартиры. Он мне всего наобещал, и мы разошлись.

Потом меня капитально отдудохали… за инакомыслие. И Шкипер на словах велел передать – лучше мне ему на глаза не попадаться.

А потом я узнал, что тот клиент с детьми – он взял бабки у… ну, считай, у Шкипера. Причем на дело. А сам их в картишки продул, свалил на ментовский шмон и думал – выкрутится. Умник, падла…

Я, когда малость выздоровел после воспитания, отловил этого кренделя. На нейтральной территории. Вломил, помню, по самые помидоры.

Это я к чему вспомнил-то? Каждому – свое. Если знаешь, что не способен отнять у ребенка конфету – дык сиди тогда в тенечке и пили лобзиком фанерку. И не морочь людям головы…

Тот день выдался для меня не особо веселым и удачным. С разрешения тогдашнего эксплуататора Анатолия Михалыча я калымил – штукатурил гараж на соседней улице у ингуша Руслана. Толик потом рассказывал – жалел он, что отпустил меня. Жена его Светка плешь ему переела: «Раз ты такой добрый – сам все делай!»

Сам Толик признавался по пьяни, што мое присутствие его разбаловало. То, что огород полит и прополот, поросята накормлены и у них убрано, двор чисто подметен – все это уже воспринималось, как должное. Замена розетки или выключателя, всякий ремонт – от табуретки до утюга – и даже хозяйской обуви – всем этим занимался я. Поэтому Толик прощал мне и загулы, и то, что я вполне был способен по пьянке что-нибудь спереть и пропить. (Ну, конечно, не то, чтобы совсем прощал. Морду набить – это само собой. Но – не выгонял.)