Любовь Гайдученко: Глас вопиющего в пустыне 2. Короткие повести, рассказы, фантастика, публицистические и философские эссе

Ещё она была изолирована от мира своей зацикленностью на тех, кого считала своей семьёй и о ком всячески заботилась. Их было двое у неё, родных и любимых до потери пульса, до глубокого обморока: собачка и старушка – именно в такой последовательности. Она им была «мама», хоть под занавес этого многолетнего счастья выяснилось, что «мамой» она оказалась никудышной – не сумела спасти их от страшного конца. А может быть, счастливых концов просто не предусмотрено в сценарии этой загадочной личности – Господа Бога…

Тут надо попутно сказать о её крайнем атеизме. Ну не понимала она, зачем нужны все эти культы и их служители, а миллионы, приходящие бить поклоны в памятники архитектуры, вызывали у неё полное недоумение, опять же она объясняла всё довольно просто: безмозглостью масс. (На другом конце существовали какие-нибудь великие учёные, которые тоже верили в боженьку, типа Павлова. Но в тех великих умах Бог был просто частью их сложной концепции бытия).

Она же пришла к выводу, что надеяться в этой жизни совсем не на кого. Все, с кем она имела дело, как правило, предавали её (вот, оказывается, зачем нужно было две тысячи лет помнить об Иисусе Христе!..). Она уже почти привыкла к такому обороту дел: сначала дикий энтузиазм, её любили, она вызывала страшный интерес (ну как же, такая экзотика, человек не из нашей среды – и невдомёк им было, что среды-то у неё вообще никогда никакой не было, её привычная среда обитания была безвоздушное пространство…), потом вдруг надоедала она своей непохожестью до чёртиков, и начинали под разными предлогами открещиваться…

Вот и сейчас, кажется, происходило типичное действо: думали, что пообщаются немного, в пределах «хорошего воспитания» (что значит – предложить, например, чаю…), даже помогли, чем могли… А потом увидели, что, оказывается, обременительно это – ходит, всё ей что-то надо… А нам уже немного надоело (да и некогда – работы много), и даже чаю больше не предлагают… А она… она опять влюбилась. Нет, пожалуй, это не тот глагол. Скорее, зациклилась опять на человеке, встретившемся на её пути. И ведь понимала, что, в общем-то, ничего особенного… но это опять был тот редкий случай, когда она не властна была в своих чувствах.

А беды сыпались на неё просто как из рога изобилия. Сначала кошмарно не повезло с погодой: два месяца она провела в таком холодрыжнике, который и на севере-то, наверное, не так часто бывает, а уж для юга это было ну совсем нетипично! Потом, буквально через месяц после покупки, сломался новый мобильный телефон, а денег починить его у неё не было (по гарантии чинить его не взяли, придравшись к какой-то ерунде – у нас ничего не любят делать даром). Отсутствие мобильника грозило полной катастрофой: очень многие моменты были завязаны на этот телефон, ей звонили люди, которые хотели приехать отдыхать, так что поломка телефона грозила почти полным отсутствием денег… Ну и всё прочее в этом сарае было развалено так, что дальше некуда: еле-еле текла вода, не было нормального газа, были сломаны холодильники, эт сетера, эт сетера… Приехала ты, родимая, край!..

И вот в этих, так называемых «условиях», точнее, в полном отсутствии оных, села она подбивать итоги, а иначе что бы ей оставалось делать? Беспрерывно рыдать или, того хуже, вбить гвоздик потолще, накинуть на него верёвочку… Ох, и великий же человек изрёк великую истину: «Нет человека – нет проблемы!» Она это перефразировала так: «Нет человека – нет у него проблем!» Но в итоге решила плюнуть на все проблемы и заняться… моральным онанизмом. Мало ли что – нет ноутбука (продан по дешёвке, чтобы было на что приехать сюда), а она привыкла к тому, что «творит», печатая… Ладно, есть тетрадочка, есть ручки шариковые… только, конечно, потом замучишься всё это вбивать… (а как же Александр Сергеич-то, да и все прочие его собратья по цеху? Гусиными перьями ведь творили, это тебе не хухры-мухры! Ох, и представить всё это невозможно! А уютно-то как: горит свечечка, скрипит пёрышко… где-то невдалеке старушка тусуется, ждёт перерывчика… и кружечки уже наполнила… и не чаем вовсе…)

Так что это было просто даже её спасением. Кто-то свыше (несмотря на её полное-то неверие!) подарил ей эту сладкую отраду: буковки складывать в словечки, а словечки соединять во фразочки… Не зря же первой ученицей была и получала высший балл за какую-нибудь муру типа «Как я провёл лето». А ещё она, будучи пятилетней дошкольницей, и потом, в младших классах, умела выговаривать всяческие имена и отчества всяческих многочисленных педагогов и бабушкиных коллег по работе тоже. За это они её уважали, сопливую девчонку – никто из её сверстников не мог выговорить, например, такое: «Алевтина Иннокентьевна», а она выговаривала абсолютно без всякого напряга, естественно и на одном дыхании. Да что там в пять лет! Бабушка рассказывала, как её любимая внучка влазила на подоконник и стояла там часами – крошечка только-только научилась говорить. И вот, заметив соседа, возвращавшегося с работы, она звонким голоском кричала: «Здравствуйте, Евлампий Варфоломеевич!»