Анна Данилова - Девушка в черном. Мы вернулись, найди нас в толпе…

– Как вас зовут? – спросил я, снимая с себя пальто и

стягивая с трудом намертво облепивший мой лоб берет. Я

понял, что меня привели в ванную комнату.

– Жанна. А вас?

– Серж.

– Вот что, Серж, давайте без церемоний, у нас не так много времени. Раздевайтесь и ныряйте в ванну, Мадлен специально для вас сыпанула туда пахучей соли, отогревайтесь, потом наденете вот этот халат, он совершенно новый и никому раньше не принадлежал, а чуть позже я зайду за вами. И ушла.

Спустя полчаса я уже сидел в гостиной, н диване и пил виноградное вино.

– Где я? – спросил я, начиная, наконец, понимать, что мне снится сон.

– В Париже, конечно, на улице Фрошо. Неужели вы не узнали меня? – Узнал. – Я смотрел на Жанну и видел, как напитавшись парижским жарким солнцем, льющимся в распахнутые окна, и теплом, оживают ее нежные щеки и наливаются румянцем. – Вы – Жанна Самари, актриса. Вас любил весь Париж, Александр Дюма-сын, встретив вас однажды в салоне мадам Шарпантье, если мне не изменяет память, сказал: «Ну и глазищи же у вас, Жанна! Так и подмывает их выколоть!»

Жанна расхохоталась.

– А ведь вы в то самое время были, кажется, влюблены в Ренуара…

– ТС… Мадлен идет.

Вошла служанка Мадлен в голубом платье и внесла блюдо с цыпленком.

– Странное дело, я захотел есть… Я так давно не испытывал никаких желаний, что теперь, попав к вам, просто не узнаю себя…

– Все пройдет! Выпейте еще вина, попробуйте этот восхитительный сыр, а эти чудо-пирожки! Это же знаменитые пирожки из кондитерской Эжена Мюрера – коронное его блюдо и любимое лакомство Ренуара и Писсаро, Сислея и Моне, я уж не говорю о зануде Шанфлери и докторе Гаше.

– Жанна, расскажите мне о Ренуаре. – Он жил здесь, – вздохнув, произнесла Жанна и замолчала. Потом, сощурив погрустневшие глаза слегка улыбнулась, вспоминая что-то. – Да, он жил совсем неподалеку от меня. Приходил работать над моими портретами, но тогда я не могла посвятить ему больше двух часов. У меня же была целая куча дел! И к портнихе нужно было на примерку, и в театр на репетицию, да и к этой… Шарпантье…

Жанна с легкостью соскользнула с диванчика и подошла к окну.

– Скажу правду, хоть мне и грустно от этого: к сожалению, Ренуар любил только свои кисти и краски. А вот мне видел лишь натурщицу. Как вы думаете, могла с этим смириться? Я, у ног которой был весь Париж?

– Но разве не ему принадлежат слова, обращенные к вам: «Что за кожа! Право, она все освещает вокруг… Настоящий солнечный луч!»

Что с того? Иногда мне казалось, что он как вампир пьет из меня мой румянец и здоровье. Он уходил, а мне становилось как-то не по себе… Ну и вскоре мне все это надоело. Я стала пропускать сеансы. А он как раз готовился к выставке в Салоне. Переживал. Его протеже, мадам Шарпантье, чей портрет тоже должен был выставляться, все успокаивала его, говорила, что его полотна повесят в самом выгодном свете… И знаете, чем все кончилось? – Жанна вернулась к столу, оторвала крылышко цыпленка и усмехнулась:

– Мой портрет, к примеру, который он с грехом пополам закончил исключительно благодаря своей изумительной памяти и таланту, повесили «весьма странно», как сказал один мой знакомый писатель, господин Гюисманс, «на самой верхотуре одного из закутков салона, поэтому просто невозможно было составить впечатление об эффекте, которого хотел добиться художник. Может скоро, – добавил он, холсты будут развешивать прямо на потолке?! 1 1 [1) В рассказе использованы настоящие имена и подлинные факты из жизни Жанны Самари и Ренуара, основанные на документах и цитатах, взятых из книги Анри Перрюшо «Жизнь Ренуара»]. [1) В рассказе использованы настоящие имена и подлинные факты из жизни Жанны Самари и Ренуара, основанные на документах и цитатах, взятых из книги Анри Перрюшо «Жизнь Ренуара»].

– А что Шарпантье? Чувствуется, что вы недолюбливали ее, почему?

– Понимаете, она слишком часто виделась с Огюстом, занималась по отношению к нему благотворительной деятельностью, унижая его тем самым… – Но почему, почему вы называете это унижение? – Впрочем, я скорее всего сама все это придумала. Мне бы быть благодарной ей за него и за себя, и за всех тех, которых она вытащила в свет… хотя бы тем, что распахнула для нас двери своего дома, а я… Хорошо, не будем об этом. Просто… – Жанна промокнула губы салфеткой, отпила немного вина и грустно так улыбнулась. – Знаете, что сказала Шарпантье, когда ее подвели к моему портрету в Салоне?