Олег Айрашин - Эликсир для президента

– Джокер, ты не так понял…

Тот снова вглядывается в меня:

– Это нам подходит. А что за хрень ты в стакан-то вливал? В чём суть?

– Нанотехнологии. А подробные рекомендации вышлю после окончательного расчёта.

– Доцент, шепни сейчас, в чём фишка-то? Мы заплатим налом.

– Джокер, давай не будем нарушать соглашение.

– Ну, будь по-твоему.

– Ты что творишь, Доцент, – сдавленный голос еле слышен. – Ты даже…

– Чего бухтишь, Пухлый? – голос Уругвая глухой, как из коробки. – Громче говори, нам тоже интересно.

Пухлый судорожно налил из графина, кадык жадно задвигался.

– Молчишь, учёный? Ладно, можно успех отметить, – Джокер нажал клавишу на телефонном аппарате.

В кабинете стало тихо-тихо, только лёгкие шаги шелестят за дверью.

Сначала показался алюминиевый поднос, а потом… потом в ушах моих серебром зазвенели колокольчики. Исчез табачный дух, комнату заполнил аромат цветущих яблонь… Ангел, с небес на миг сошедший. Принцесса из детской сказки. Что-то диковинное в изгибах рук, ног, спины, и в походке, и в лёгких движениях. Девичье лицо с бездонными глазами лучится нездешней улыбкой; даже не лицо – просветлённый лик Мадонны.

Головы осторожно повернулись к ней. Но грубые мужики не раздевали её глазами, нет, лишь любовались редкостным зрелищем. На высокой груди овальный бейджик… Где же?.. Ах да, в поезде. Но тут на овале много, очень много нолей. Три, шесть, девять, двенадцать нуликов. Триллион, стало быть. Триллион – чего?

Она поставила поднос на столешницу.

– Спасибо, Алёнушка, – негромко сказал Джокер, – иди, иди, мы тут сами…

Он дождался, пока дверь закроется.

На подносе поллитровка и тарелка с бутербродами: сыр и копчёная колбаса.

– Гуталиныч, дай-ка сюда, – Джокер перехватил бутылку и почему-то замешкался.

Один стакан оказался наполнен доверху, Джокер протянул его… Пухлому. Тот побелел и медленно, неохотно принял напиток дрожащими пальцами.

Едва закусили – заскрипела дверь. В проёме стоял громила в странной форме без рукавов. От переливчатых чёрно-красных полосок зарябило в глазах. А, это ж янычар – внутренняя полиция Зоны.

Переливчатый вопросительно взглянул на Уругвая, тот кивнул на Пухлого.

Пухлый невидящим взглядом упёрся в пустой стакан, тяжело поднялся, его шатало, – и побрёл к выходу. Он сгорбился, осел; в дверях обернулся – короткий взгляд мне в глаза. Следом удалился янычар.

– Закругляемся, – сказал Джокер. – Нам с Доцентом кое-что перетереть надо. Гуталиныч…

– Слушаю, Джокер, – цыганистый задержался в дверях.

– Опытный запускай… А десятый приглуши.

Ещё минута, и мы остались вдвоём. Чего ещё-то от меня нужно? Сказал ведь: утром деньги – вечером стулья.

Джокер приоткрыл сейф, я с трудом удержался от искушения заглянуть внутрь.

– Доцент, – Джокер достал бумажный пакет, – благое дело достойно награды.

– Благодарствую, Джокер. Но гонорар я хочу получить на Материке. Сейчас технологию передать не могу.

– Не бери в голову, это премиальные. Так принято, – он двинул пакет по столешнице. – Не обижай отселенцев.

И на фига мне здешние фантики?

– Раз принято, не откажусь.

– До поезда целый час, и есть разговор. Погутарим?

Дверца сейфа вновь распахнулась, на свет появился коньяк. Разлив по стаканам, Джокер помолчал.

– Вот скажи, Доцент, сколько ты на Материке имеешь?

– А ты с какой целью интересуешься?

– Давай, – мы выпили.

– Ты понял вопрос, – он закусил сыром. – Не хочешь – не отвечай.

– Ладно, какие тут секреты. Шестьсот рашенбаксов, плюс подработки, типа вот этой.

– Не очень тебя там ценят. Конечно, у вас там правят молодые. Пришли на готовое, всё поделили и рисуют прогресс.

– А здесь?

– На Зоне? Всё по-честному. Каждый ст оит, сколько он ст оит.

– Плюс доплата за вредность, да?

– Обязательно. Пойми, Доцент, здесь не одни лишь злодеи. Тут не скрывают дела и мысли, это на Материке все лакированные.

– А как насчёт Пухлого?

– Да он ведь не отселенец, он контрактник. Видишь, с каким дерьмом приходится работать? А нужны такие, как ты. Здесь твоё место.

– И по какой же статье?

– Во, и с юмором у тебя в порядке. А статья найдётся, главное, чтобы человек был хороший, – Джокер улыбнулся. – Да, пока не всё гладко. Но вернее, чем на Материке. Я тебе больше скажу: у нас интересно.

– Разумеется. По ночам особенно.

Он раскатисто, со вкусом расхохотался: