Анна Мартынчик - Осанна

В истоках – деревня, где высился дуб-истукан,
И Божие слово, что истине всякой – утроба.
Я помню: парным молоком наполнялся стакан,
И мало-помалу белели гранёные рёбра…
Пущай несмышленая – хлебом единым жила,
Катая клубки на ладонях из хлебного тела,
Но знала, что выше голов за рекой купола…
И таинством сущего небо в реке стекленело…
Господствовал храм над грехом – не вело ко греху
И ладан на углях сгорал, пробуждая кадило…
Блаженное что-то тогда прилегло на духу:
«Не лги…
возлюби…
не суди… да не будешь судима…»
Сплетались крестом на груди три послушных перста,
И я утешалась крестом… по-библейски: всецело…
Навзрыд непорочно прожить обещалась спроста…
Треть века спустя признаюсь: не смогла…
не сумела…
Но то, что во мне расцвело – не истлело в труху!
Пробьётся врожденным ростком у иного истока.
Блаженное что-то приляжет на прочем духу…
И прочий, быть может, сумеет прожить без порока?..

Непослушно вихрятся волосы,
Смутным прошлым взъерошен взгляд.
Страх прижился в дрожащем голосе…
В чём ты, папочка, виноват?

Я в тебе воспою хорошее!
Остальное смогу простить…
Счастьем полнится наше прошлое,
Если правильно ворошить…

«Ручка доченьки в ручке папиной…
Оп! – и спрятался кулачок!» —
Как грибок под еловой лапиной,
Лягу рядышком – и молчок…

Деревенский дом, дедом строенный,
Помнишь: сенцы, веранда, печь?..
Отчего же такой расстроенный?
…Есть что вспомнить да поберечь!

Ты не знал, что меня тревожило
И к чему так упорно шла…
Может, так оно и положено?
Может, в чём пред тобой грешна?

Забывал сказать: «С днём рождения»
И не шёл ночевать домой,
Редко слушал мои суждения…
Но любил! И гордился мной!

Тосковал, обижался, маялся,
А дождавшись, мог выгнать прочь!
…Одиночеству немо каялся:
Эхо слышали Бог и дочь…

Часть судьбы твоей есть моя судьба
Вечность жизни – закон колец…
Послушание… и души мольба:
Свято дочерью чтим отец!

Виноградной лазы тонкой веточкой
Оплетаюсь вокруг тебя…
Я во веки веков буду деточкой,
Вечно веруя и любя.

Тонкочувственная и мятежная…
Ты подобна морской волне…
Я по воле судьбою прибрежная —
Разбивайся на жизнь во мне!

Нашей близости нет объяснения…
Совершенной цветет любовь!
Приближаюсь к тебе отражением
И тебе посвящаю новь!

Ты Божественна духом и образом,
Ты свята во плоти своей!
Молвишь тоненьким ангельским голосом…
Осиянна среди теней…

Воспеваю тебя, как Есенин Русь,
Каждый вздох твой и каждый жест.
Преподобная! В ноги покланяюсь!
Словно нимб ты несёшь свой крест!

Матерь грешницы – женщина-грешница,
Этот путь уготовил Бог…
Для меня ты – Господня наместница…
…Первозданной любви исток…

Девятым деньком после Пасхи как должное: солнце,
И хочется красить цветами холодный гранит!
Всё больше и больше в истории нас остаётся,
Как должное: добрую память наследник почтит.

Девятым деньком после Пасхи столицу покину,
Проотчие тропы раскинутся свежей травой.
Я лучший кусок пирога отнесу на могилу…
…Как будто избавлен от голода каждый живой…

Протру намогильную рюмку, оставив пустою,
И вспомню судьбу нечужого, который молчит.
Всё ладное – в повесть скро́ю, а неладное – скро́ю,
Глотая комок ностальгии, что в горле горчит.

На кладбище мне неспокойно, неясно и немо.
Как будто взяла не своё да забыла вернуть…
«Не быть или быть?» – здесь для всех разрешима дилемма:
Постигшим – покой, а живущим – прискорбие в грудь.

А помнишь ли, милая, вместе сюда приходили?..
Я в детских ладошках несла золотистый песок…
Сияет без жалости желтый наряд на могиле,
Где имя твоё и отпущенный Господом срок!..

Кукушка утихла. И я застываю в покое,
И катятся слёзы от грешной гордыни тайком.
Как должное: солнце и горстка песка на ладони,
Никто не забыт… после Пасхи… девятым деньком.

Совсем дитя, что ведаешь о жизни?!
Всё вновь тебе: что видишь, то поёшь…
Не видел эту жизнь во взрослой призме,
Ну что тут скажешь: вырастешь – поймёшь.