Роман Воликов: ВИА имени Вахтанга Кикабидзе

Я клевал носом на жёсткой деревянной скамье и снова видел дурковатого панка в красных «трубочках» с серьгой в ухе и самым настоящим «ирокезом» на голове, который бегал по залу и поливал желающих водяными струями из фиолетового пистолета. Бас-гитариста, забросившего за спину гитару и взявшего в руки скрипку, и снова и снова Жору, с разметавшейся чёрной гривой, который начинал «Кто не с нами, тот против нас» и зал орал вместе с ним.

Я хоть неверующий и, разумеется, некрещёный, и дома у меня никаких таких разговоров не бывает, но тогда подумал, что, наверное, именно так восшествие ангела на землю и происходит. Я тогда точно решил, не буду больше на английском петь, чего позориться. Так пацанам и скажу: или свои песни сочиняем, или заканчиваем бадягу на хрен, есть теперь на кого ровняться.

https://youtu.be/9pbHgv5EPRI

На Витебском вокзале попали под проливной дождь. Вымокли до последней нитки, хорошо, в плацкарте дембеля ехали, домой в Литву, накатили с ними, похорошело сразу. Туалет, как обычно, в вагоне был закрыт, Валерка пошёл в соседний, купейный. Вернулся и говорит: «Пацаны! Прикол какой! В том вагоне Жора Ордановский едет».

«А чего, пойдём, познакомимся», – это я предложил.

– Он что пьёт-то? – сказал дядя Фёдор. – Бухло, наверное, заморское.

Дядя Фёдор, как мужчина хозяйственный, из дома бутылку коньяка прихватил. На всякий случай, вот случай, похоже, и подвернулся.

– Коньяк он точно пьёт, – ответили мы, не сговариваясь.

Жора курил в тамбуре.

– Здравствуйте! – сказал дядя Фёдор несколько напыщенно, как нам показалось. – Мы ваши большие поклонники.

Жора улыбнулся: «Здорово, пионеры! Поклонники это у Аллы Пугачевой. А у рокеров фаны».

– Будем знать, – сказал Севка. – Нас один хороший человек пункерами называет. В шутку, без обиды.

– Пункеры это класс, – засмеялся Ордановский. – Это лучше, чем пионеры. Откуда путь держим?

– Из Свердловской области, – сказал я.

– Я там ребят знаю, – сказал Ордановский. – И в Свердловске, и в Челябинске. Ну, что, пункеры, как вы относитесь к продуктам перегонки хлебных злаков?

– Положительно, – сказал дядя Фёдор. – У нас и с собой есть.

Он достал из кармана куртки бутылку коньяка.

– Прошу к нашему столику, – сказал Жора. – Всю ночь ехать, вот и не скучно будет.

Разговаривать с Жорой оказалось просто и непринужденно, впрочем, опыта общения с другими «звездами» у нас не было. Лёгкий он был, как его песни, и в жизни такой же лёгкий.

Посмеиваясь, сообщил, что официально числится рабочим декораций в Выставочном зале, а Гребень недавно в этом же зале работал монтёром. Сказал, что подумывает перебраться в Прибалтику, неважно, куда, в Вильнюс, в Тарту, там обстановка для рокеров куда лояльнее, чем в Питере, сейшены проводятся регулярно под плешивым названием «фестивали лёгкой музыки», но тот кто понимает, тот понимает, что к чему. В Питере сложно, сказал Жора, сколько лет витает в воздухе идея создать ленинградский рок-клуб, но, похоже, так идеей она и останется. Жалко, столько толковых ребят по подворотням шатаются да, как мы, по деревенским клубам и «квартирникам» 9 9 популярная в СССР форма проведения нелегальных акустических концертов в обычных городских квартирах. .

– Зато можно делать настоящее искусство, – сказал захмелевший дядя Фёдор. – Не на потребу, не за деньги, а что хочешь, чего душа требует.

– Открытый вопрос, – сказал Жора, тема для него была явно болезненная. – Вот у западных ребят получается ведь, и петь на свой лад, и каноны буржуазные нарушать, и деньги зарабатывать немалые. Я вам так скажу, пацаны, любое бунтарство, если оно не на баррикаде, а на сцене – имеет большую долю условности. Хоть Джаггера возьми, хоть ваших драгоценных пистолсов, побуянили на концерте и в хороший отель, к красивым герлам, кирнуть стаканчик добротного виски. Другое дело, что у великих артистов не поймёшь, где он настоящий, а когда в образе, да и не надо в этом разбираться, это же музыка, а не биология. Они и сами, мне кажется, уже не очень понимают, нам каком они свете, поэтому многие с иглы и не слезают. Я бы так не хотел.

– Без денег жить трудно, – сказал Севка. – Понимаем.

– Я ведь давно пою, – сказал Жора. – С шестьдесят девятого года. Раньше Гребня, раньше многих на рок подсел. Я и Макар – два мастодонта, только вот «машина» на профессиональную сцену прорвалась, не знаю, чего им этого стоило, но догадываюсь, что немало крови, а вот у меня пока не получается. Вот и катаюсь с парнями по фестивалям лёгкой музыки.