Владимир Данчук - В садах Эдема

– Как здесь хорошо!..

– Наш храм…

Сегодня втроём ходили в больницу: пятнышки у Лизаньки так и не сходят. Я сидел в коридоре, Оля с Лизой зашли к врачу… Доктором оказалась молодая и довольно вздорная женщина, напугавшая Олечку своей напористостью:

– Работаете?.. Нет?.. Из-за ребёнка?.. Отдайте в садик! ребёнок должен среди людей отираться!.. Мой с полутора лет в сад ходит, только на выходные домой беру – так обратно просится!

– Обидно, должно быть… – робко заметила Оля.

– Вот ещё! До смерти рада!

Вечером, уже перед сном, нёс Лизаньку к иконам и по дороге нечаянно запел: «Ходит Дрёма возле дома…» Лизанька испуганно крутнулась у меня на руках, обняла меня за шею и прижалась.

– Что ты, Лизанька? – остановился я в удивлении.

– Кам Г’ёма хогик… (там Дрёма ходит)… С’ыхих?.. (слышишь?)… Не хаги куга… (не ходи туда)…

– Куда не ходить, душа моя?

Она не посмела показать рукою направление, только глазки скашивала на окна:

– Куга… (туда)

И уже перед самым сном, после купания: Оля – важным шёпотом:

– Вот ползёт черепашка… А где же маленькая девочка?

Лиза торопливо натягивает на себя плед:

– Кук!.. (тут)

– «Кук»! – смеёмся мы с Олечкою, и Лизанька недоверчиво улыбается в ответ – не понимая причины нашего веселья.

Вместо прежнего «акобись» (автобус) стала говорить «апкобись». Фонетика явно становится разнообразнее.

Вчерашний день провели дома, сегодня собираюсь ехать в библиотеку. Олечка хоть и хлопочет по дому, но как-то с ленцой. Часто спит вместе с Лизанькой. Боюсь, как бы она не заболела. Раньше к ней только таким путём возвращалось душевное напряжение. Впрочем, спаси, Господи, и помилуй.

Раз, поиграв с Лизанькою, мы с Олечкою поднялись вдруг и одновременно пошли из комнаты (не помню – зачем), и вслед нам раздался бунтующий вскрик:

– Ни бугу анна!.. (не буду одна)

А вчера утром попросила у меня просфорку.

– А где же они, просфорочки, Лизанька?

– Игём, – поманила она ручкою и подбежала к книжным полкам. – Вон! В касивой банке!..

И, сунув палец в рот, повторила с удовольствием:

– В касивой банке!

Прыгала в кроватке и вдруг остановилась (мы с Олею сидели на софе):

– Мама, а почиму в эком гоме неку кофейника? (в этом доме нет кофейника?)

Это – память о деревне…

Я запускал ей волчок (вчера купили), а она что-то восторженно кричала. Я не сразу разобрал:

– Как ванкияка!.. (как вентилятор)

Вчера, во второй половине дня, и сегодня с утра был в библиотеке. Взял на свой номер три тома Хомякова, и первый том – чуть ли не в 800 страниц! Что тут я успею? надо ведь и на работу устраиваться… Но и завтра с утра поеду в библиотеку: помимо Хомякова, хочу заглянуть в Шильдера и Дюкре-Дюмениля полистать (Августа Лафонтена решил оставить «на потом» – «роман во вкусе Лафонтена»).

С Лизанькой произошла небольшая метаморфоза: до сих пор нам никак не удавалось покатать её на санках. Проедет метров 20 и уже кричит недовольно. Решительно слазит, пыхтя, зацепляет варежкой верёвочку и тащит санки сама. А тут дня два назад мы гуляли вечером (втроём), и Лизанька, как всегда, сама тащила санки («хоть не бери!»). Мы с Олею шли позади – разумеется, черепашьим шагом.

– Иди-ка ты, Олечка, вперёд, – решил я, – а мы уж там подъедем.

Оля побежала в магазины, а мы с Лизанькою тем же траурным маршем потащились за нею.

– Ах, Лиза! – не выдержал я. – Давай-ка я тебя прокачу, а?.. Хочешь, тебя Ивушка повезёт?

Эта «Ивушка» была счастливой находкой: Лизанька тут же полезла в санки и, не успев ещё сесть, уже кричала:

– Но!

И я помчался… Увы, маленькая девочка вошла во вкус – настолько, что вообще не хотела слазить с санок, даже замерзать стала. Но – сидит, понукает и просит:

– Биськей! (быстрей)

Сегодня тоже вдоволь погоняла меня, пока самой не надоело:

– Сё. Нагуяась… Пайгём гамой.

Проходили мы с нею через больничный пустырь, и она вспомнила (через полгода):

– А кук отесинька абокаек… (работает)

Но чаще вспоминает «Хахиньку» (Сашеньку) и «Еночку» (Леночку) и «сеый гомик».

– Что за серый домик, Лизанька?

– Ну, нах!.. (наш)… В насей дивене… (в нашей деревне)

Мы с Олечкою завтракаем на кухне, Лиза играет в бабушкиной комнате. Бабушка, любуясь маленькой девочкой, громко и умилённо спрашивает:

– Ну, а щи Лизанька любит? а картошечку любит?

В ответ задышала, заторопилась Лизанька:

– Какохочку низя юбить… какохочку низя… юдей нага… нага юдей юбить… какохочку низя…