Наталия Терентьева: Танцующая на ветру

Я заслушалась Алексея Константиновича. То, что он говорил, было удивительно и неожиданно. Я огляделась. Как у него все аккуратно здесь устроено. Гораздо аккуратнее, чем у некоторых девочек в комнате в общежитии. Как он смог не опуститься, не запить в такой ситуации. Пишет учебник…

– Может быть, я вам помогу?

– Чем же ты мне можешь помочь, милая барышня? И зачем? Ты считаешь, мне нужна помощь? – усмехнулся Алексей Константинович.

– Нет… то есть… – смутилась я. – Я имею в виду… с книгой… Я могу набирать ее в компьютере, раз у вас здесь нет электричества… У меня есть ноутбук… Вот… – Я взяла сумку и показала историку свой небольшой компьютер. – Это, конечно, не будет быстро… Но я попробую… Могу заряжать вам компьютер, чтобы вы дальше писали на нем. Ведь есть из этих ноутбуков нормальные, рабочие? Я бы заряжала и приносила каждый день. Это совсем несложно. От общежития сюда минут двадцать пешком. А то, что уже написано, я наберу.

Алексей Константинович молча слушал меня и качал головой. Я сначала не поняла его реакции и растерялась.

– Вот это да… – наконец сказал старый учитель. – А я, знаешь, только сегодня утром проснулся – рано что-то было, не спалось, темно, я вставать не стал, все равно мрачновато здесь, когда света дневного нет – так вот и думаю: послал бы мне Бог какую-то возможность привести рукопись мою в нормальный вид. Ведь в издательство в бумажном виде не принимают. Думал, кого из учеников просить… Давно что-то никто ко мне не заходил. Поначалу-то заглядывали. А сейчас все привыкли. Да и в городе мало кто работает из моих лучших учеников. Все как-то в Москву устремились, думают, там слаще им намажут на хлеб. Может, и правильно думают, конечно…

– Вы разве верите в Бога? – удивилась я.

– А почему нет?

– Мне показалось…

– Я не верю в догмы и в церковь, как институт управления сознанием. А в Бога – верю. В непонятные нам высшие законы нашего существования – верю. Раньше нет, не верил. А теперь мне без веры нельзя. Ты же знаешь, часто современный человек приходит к вере не от хорошего. Для кого-то религия – это блажь, приятное занятие, времяпрепровождение. Скажи им такое – взовьются, но ведь это правда. Для кого-то – удобная форма общения с собственной совестью.

– Не понимаю… – честно сказала я.

– Ну а как же! Наша религия дает возможность грешить и каяться. Что ни сделал – бегом в церковь, свечку ставь, деньги давай на строительство храма, сколько есть, любая твоя копеечка нужна… И вроде плохого уже нет как нет. Тебе скажут: «Ай-яй-яй, больше так не делай!» А ты опять делаешь и опять бежишь – и уходишь успокоенный, с отпущенными грехами. Это великая ложь, прекрасная придумка – человеческая. Для того чтобы удобнее было жить. Ну а для кого-то только в религии спасение. Когда ты понимаешь, что ты совсем один, что помощи ждать неоткуда, что ты никому не нужен со своими бедами, болезнями, нищетой, ты обращаешься к огромному, непознанному, всемогущему… Как тут не верить. Сегодня утром подумал, а тут ты – вваливаешься ко мне в дверь. А она могла бы быть закрытой. Ты ведь не знала, что я здесь живу? Случайно пришла?

– Случайно, – кивнула я. – Слышала о вас, но сегодня шла совершенно в другое место.

– Так ты не пошутила насчет книги?

– Нет.

Алексей Константинович встал и достал из аккуратно сложенных на столе папок одну, старую папку, я такие видела в кабинете у нашего бывшего директора детдома – серую, с завязочками. Он осторожно открыл папку, погладил листочки рукой. Я заметила, как сильно у него выдаются суставы на нескольких пальцах. Болят, наверное, руки. Здесь сыровато…

– Вот первая часть, как раз от начала времен, от самой древности. Правда возьмешься?

– Конечно, – пожала я плечами. – Мне и самой интересно. Спасибо.

– За что? – изумился историк.

– За то, что доверяете. Вы же меня совсем не знаете. А доверяете.

– Я людей вижу, Руся. Я же в школе работал. Скучаю о школе, так мне не хватает общения с детьми. Хоть бы четыре урока в неделю.

– А в другую школу попробовать?

– Не берут уже на работу в таком возрасте, девочка. Кто дорабатывает у себя на старом месте, тот дорабатывает.

– Хорошо, давайте скорее учебник тогда выпускать. Я постараюсь как можно быстрее и лучше это сделать.

Я просмотрела первую страницу. Четкий почерк, все понятно, довольно крупные буквы. И говорит Алексей Константинович ясно и хорошо, и так же пишет. Может быть, действительно, что-то получится из его идеи? Пригласят тогда его сами – как автора учебника… Пожалеют, что прогнали, может быть… А главное – люди будут учиться по его книгам. Я уверена, что это хороший учебник, лучше того, что сейчас у нас, где про двадцатый век все написано очень странно, как будто другая какая-то история – не та, о которой знают люди, сняты фильмы, написаны художественные книги.